прекратить агонию. Но гладкоствольная артиллерия стен хороша для борьбы с осаждающими войсками, да при стрельбе картечью. Попасть же с большого расстояния чугунным ядром в сравнительно небольшую цель непросто, и расход пороха немалый. Да и не так-то просто вывести из строя бронированную машину металлической болванкой – это все равно, что колотить ее по броне здоровенным молотом.
Бить было нужно из пищали с оптическим прицелом – строго окулярам оптической системы. Нужно было подсказать ратникам – и Книжник заставил себя сесть и открыть глаза.
В лицо шибануло отрезвляющей действительностью. Проморгавшись, Книжник осознал, что находится не в Кремле, а в грязной и тесной клетке на грязной палубе в далеком холодном море. За левым бортом сейчас была белесая пелена от порохового дыма, за которой проступал темный берег. Было уже светло, а значит, он, отключившись, проспал всю ночь. От холода трясло, страшно хотелось пить.
Снова неровной чередой раскатисто загрохотали пушки. Били, судя по всему, по берегу. Встав на колени, ощущая, как все тело ломит от неудобной позы, Книжник позвал:
– Эй, сосед! Как там тебя? Косматый!
Сосед не ответил. Книжник крикнул громче – ответа не было. Узник то ли спал, то ли не был настроен на общение. В любом случае, кричал парень напрасно. Потому как вместо соседа рядом с клеткой возник Балабол.
– Ты чего разоряешься? – с прежней дурашливой дружелюбностью поинтересовался бандит. – Совсем одурел от скуки? Так мы тебе быстро развлечение найдем. Кэп у нас по этой части мастак!
Книжник едва не ляпнул, что уже, мол, познакомился с художествами Кэпа. Но прикусил язык: не хватало только, чтобы этому гаду стало известно, как он свободно разгуливает по кораблю. Поэтому и просипел первое, что пришло в голову:
– Пить хочу. И есть.
– Экий ты нежный! Всего сутки в клетке – а уже и есть ему, и пить! С такими претензиями ты у нас долго не протянешь! Придется твоим дружкам твой труп отдавать, а это для бизнеса не слишком хорошо!
– Ну ты и сволочь… – бесцветно бросил Книжник. Ему действительно стало вдруг все равно, даже чувство голода притупилось. Только горло продолжало першить от сухости.
– Да ладно, тебе. На! – Балабол швырнул в клетку какой-то грязный кусок и придвинул ногой емкость с водой от соседней клетки. – Я ж не червяк какой, я Вольный, я ваше гостеприимство помню. Жри и пей от пуза!
Расхохотавшись своей шутке, он стал наблюдать, как Книжник с омерзением вглядывается в мятую ржавую миску с мутной водой. Жажда мучила страшно, а потому, преодолев отвращение, он зачерпнул сквозь решетку воды ладонью, влил в рот. Пахнуло немытым зверьем. Но жажда была сильнее брезгливости, и он смог зачерпнуть еще пару пригоршней, после чего обратил внимание на брошенный кусок еды. Именно еды – потому что застывшая черная масса не имела аналогов в его зрительных и вкусовых воспоминаниях. На вкус кусок напоминал сухой и пресный жмых, от которого снова захотелось
