один из них, подала ему, затем посмотрела на него поверх своего.
– Добро пожаловать домой, Рамон. Я просто хотела показать тебе, как все это будет, когда мы с тобой поженимся.
Что-то дрогнуло в его глазах; это было тем более заметно, что она никогда прежде не видела ничего подобного. Прежде взгляд всегда был ровным и уверенным.
Он не прикоснулся к вину, молча поставил бокал на место, и ужасное предчувствие катастрофы охватило ее.
– В чем дело, Рамон?
Не дав ей выпить, он взял у нее бокал с шампанским и поставил его на ореховый столик.
– Белла. – Он повернулся к ней и взял ее руки в свои. – Белла, – еще раз повторил он очень мягко, с глубокой печалью, затем поднес ее открытые ладони к губам и поцеловал их.
– В чем дело, Рамон? – Ужас стиснул ей грудь, не хватало воздуха, она задыхалась.
– Я не могу жениться на тебе, любимая.
Изабелла смотрела на него и чувствовала, как подкашиваются ноги.
– Я не могу жениться на тебе, любимая, во всяком случае, пока еще не могу.
Она высвободила руки и отвернулась. С трудом добралась до кресла и медленно опустилась в него.
– Почему? – Она спросила тихо, не глядя в его сторону; он подошел к ней и встал на колени у ее ног. – Ты хочешь, чтобы я родила тебе ребенка, тогда почему же ты не можешь жениться на мне?
– Белла, поверь, больше всего на свете я хотел бы быть твоим мужем и отцом нашего ребенка, но…
– Тогда почему? – повторила она почти машинально.
– Любимая, прошу тебя, выслушай меня. Не говори ничего, пока не выслушаешь меня до конца.
Теперь она подняла глаза и взглянула ему в лицо.
– Дело в том, что девять лет назад в Майами я женился на кубинской девушке.
Изабелла содрогнулась и закрыла глаза.
– Этот брак был обречен с самого начала. Мы прожили вместе всего несколько месяцев перед тем, как расстаться, но мы оба католики… – Замолчал и дотронулся до ее бледной щеки. Она отстранилась, и он тихо вздохнул. – Я все еще женат на ней.
– Как ее зовут? – спросила Изабелла, не открывая глаз.
– Зачем тебе это?
– Я хочу знать. – Ее голос стал тверже.
– Натали.
– А дети?
– Детей у нас нет. Твой ребенок будет моим первенцем. – Он видел, как ее щеки вновь порозовели. Через минуту она открыла глаза, но они были полны такого отчаяния, что из синих превратились в черные.
– О, Рамон! Что же нам теперь делать?
– Я уже начал предпринимать все, что в моих силах. Когда мы вернулись из Испании, еще до того как ты рассказала мне о ребенке, я уже тогда знал, что ты должна стать моей женой, и я добьюсь этого, чего бы мне это ни стоило.
– О, Рамон! – Она смахнула ресницами набежавшую слезу и стиснула
