установился в Европе. Русские без сожаления покидали столицу мировых соблазнов. Она приелась и вывернула наизнанку карманы. Как-то он, офицер победившей армии, отказал себе в бокале пива, проходя мимо кабачка у ворот Сен-Дени.
Не все части возвращались домой скорым шагом. Штабс-капитан Корнин с приданной ему командой двигался в сторону отечества, останавливаясь на вспаханных ядрами полях сражений. Между оползающими насыпями редутов и могилами, отыскивал и ставил на колёса пушки, брошенные в спешке при движении русских армий в сторону Парижа. За этим делом застал его март 1815 года и весть о возвращении узурпатора в Париж. Бурбон бежал. За «100 дней Наполеона Бонапарта» командир роты лёгкой полевой артиллерии штабс-капитан Корнин успел только развернуть упряжки в сторону заходящего солнца. Европа готовилась к новой войне. Все разговоры – только о ней. Сказывали, в окружении императора появилось несколько новых лиц. Среди них – отчаянный рубака Серж Корсиканец. Новый Мюрат, уверяли всезнайки из нестроевых. Портрет гусара в немецкой газете вызвал удивлённый возглас сдержанного обычно Андрея Борисовича: «Вылитый брат Сергей! Есть же на свете двойники». После Ватерлоо владелец этой странной фамилии, похожей на кличку корсара, в прессе и молвой больше не упоминался.
Когда батарея штабс-капитана Корнина вновь загрохотала колёсами орудий по булыжным мостовым Парижа, окончательно развенчанный император плыл на английском бриге в последнее невозвратное изгнание. А «белый, в лилиях» король примащивался на ненадёжном французском троне, умоляя коалицию не оставлять Франции, пока живо на острове Святой Елены «это чудовище». Русский оккупационный гарнизон на этот раз задержался в Париже на три года. Возглавил его генерал Воронцов, тот самый, которого вскоре «отличит» в Одессе несдержанный на язык и перо юноша Пушкин злой и несправедливой эпиграммой. При графе, озабоченном прежде всего бесконфликтным сосуществованием войск и мирного населения, нижним чинам стало жить вольготней и сытнее. Офицеры, не верящие в возможность мира, пока жив Бонапарт, пустились во все тяжкие, соря деньгами. Их примеру своеобразно последовал царь, великодушно отказавшись от контрибуции. Александр вообще был плохим финансистом, не отличал рубль от червонца. При сборах домой в 1818 году открылось, что русские задолжали владельцам бистро, различных развлекательных заведений, хозяевам квартир, просто «французским друзьям» и подругам полтора миллиона франков ассигнациями. Как благородный человек, патриот, пекущийся об авторитете родины, граф Воронцов, представитель «варварской страны», продал доходное имение в России и покрыл долги армии из своего кармана. Тощее Министерства финансов в Петербурге поблагодарило генерала тёплым письмом.
Перед выступлением из Парижа командир гарнизона просматривал списки унтеров и обер-офицеров русских частей. Рядом с большинством фамилий была записана красными чернилами сумма во франках. На одной строке, без красной
