не прогадал! Он тер ее, когда она хотела, а в награду получал то, что он хотел, и катался, как сыр в масле, и нисколько не прогадал, о чем время от времени и рапортовал своим приятелям в курилке или на черной лестнице, вовсю смакуя с ними некоторые интимные подробности своих отношений с любовницей.
Именно с Любовью Михайловной Вера однажды схлестнулась не на шутку. Они сидели в своей комнате, просматривали поступившую свежую прессу – и вдруг зашедшая к ним на огонек, а скорее всего, в поисках своего любезного, Любочка присела за пустым столом (сотрудника почему-то не было в тот день) и завела занудный разговор о женской эмансипации, о феминистках прошлого и настоящего…
– Они руководствовались настоящими, истинными революционными, а потом советскими ценностями, феминистки ХХ века, ну, наши революционерки, скажем. И они не прельщались пустым блеском украшений, которые дарили им их самцы и за которые они должны были годами унизительно расплачиваться стоянием у плиты, приготовлением борща, закруткой варений, солений, выпрашиванием у мужиков денег, вынашиванием детей, а главное, они не должны были, как прежде, расплачиваться своим телом… – вещала Любочка, одетая в джинсовое американское великолепие, потрясая золотыми цепочками на груди и на руке, разглядывая новенькое шикарное колечко у себя на пальце (с фианитом? А может быть, и с бриллиантом – никто не знал!), отхлебывая чай и аккуратно укладывая в рот очередной кусочек торта с жирным кремом. – Все это теперь в прошлом, к счастью, в нашем советском обществе такое немыслимо и представить!
Тут Любочка сделала эффектную паузу, посмотрела на своих слушателей с чувством несомненного превосходства и продолжала поучать:
– Наши советские женщины абсолютно независимы: она теперь и коня на ходу остановит, и в горящую избу войдет, и вообще может быть не женщиной, а лошадью, кобылой, шпалы может укладывать, на тяжелых физических и ночных работах вкалывать… И зачем ей шмотками себя украшать – она же сильная! Вообще все может сама, и обеспечивать себя может получше любого мужика, потому что не пьет, и детей вынашивать да рожать без всякой помощи мужика, и прилично содержать их. И видите, ребята, что получается? В нашем социалистическом обществе женщина абсолютно самодостаточна, и не нужна ей женственность, и всякие украшения и финтифлюшки, все это мещанство, и выряжаться ей, в общем-то, не надо, да и мужик ей в принципе не нужен совсем!
«Надо же, прямо как на партсобрании выступает!» – с ехидством подумала Вера, не поднимая головы от своих газет.
– Но как же, Любочка, ведь не складывается тут что-то у вас, – прервал этот бесконечный словесный поток Владик Ахиндеев, комсомольский вожак с большим стажем, готовый в партию на выданье, – ведь зачать-то ребенка должны все-таки двое, и происходит этот процесс не без участия мужчины, причем от этого самого процесса зачатия мужчины, я так думаю, едва ли когда откажутся…
– А и ничего, Владичек, всё у меня
