роста, с витыми локонами на висках, похожую на графиню, бегающую по стряпчим. Затем, она стушевалась и исчезла без шума, с тем проворством узка, с каким она выскользала из комнаты, когда входил мужчина. Впрочем, она прекрасно могла бы остаться: Триконша даже не села. Они обменялись лишь несколькими краткими фразами.
– У меня есть кое-что для вас на сегодня… Хотите?
– Да. Сколько?
– Четыреста.
– В котором часу?
– В три. Так, стало быть, по рукам?
– По рукам.
Триконша заговорила, затем, о погоде сухой и прекрасной для ходьбы. Ей нужно еще было побывать в четырех, пяти домах. Она заглянула в маленькую записную книжку и ушла. Оставшись одна, Нана, казалось, утешилась. Легкая дрожь пробежала по ее плечам, и она юркнула в свою теплую кроватку, нежась и потягиваясь, как зябкий котенок. Мало-помалу глаза ее стали слипаться; она улыбалась при мысли о том, как нарядит она завтра своего Луизэ, и в то же время, по мере того, как ею овладевала дремота, к ней возвращался лихорадочный сон всей прошлой ночи – она слышала снова продолжительный гул рукоплесканий, который убаюкивал ее, как усталого ребенка.
В одиннадцать часов, когда Зоя ввела в комнату m-me, Нана еще спала. Но она тотчас же вскочила на шум и в ту же минуту воскликнула:
– А, это ты… Ты поедешь сегодня в Рамбулье?
– Я затем-то и пришла, – отвечала тетка. – Поезд отходит в двадцать минут первого. Как раз поспею.
– Нет, у меня будут деньги только после полудня, – отвечала молодая женщина, потягиваясь и распрямляя шейку. – Ты позавтракаешь со мной, а там мы посмотрим.
Зоя принесла пеньюар.
– Парикмахер пришел, – шепнула она.
Но Нана не захотела идти, в свою уборную и сама крикнула:
– Войдите, Франсис!
Господин, очень прилично одетый, вошел в комнату, поклонившись дамам. В эту самую минуту Нана спускала с кровати свои обнаженные ножки. Она, нисколько не стесняясь, протянула руки в рукава пеньюара. Что же касается до Франсиса, то он, как ни в чем не бывало, продолжал стоять не отворачивая головы и сохраняя достойную мину… Когда Нана села в кресло и он проведя гребнем по ее волосам, прервал молчание.
– Вы, может быть, не читали газет? Есть очень хорошая статья в «Фигаро».
Он принес с собой номер. M-me Лера встала со своего места, надела очки и подошла к окну, чтобы прочесть статью во всеуслышание. Каждый раз, как ей приходилось выкрикнуть какой-нибудь любезный эпитет, она вздергивала носом и еще более вытягивала свою гренадерскую фигуру. Это была рецензия Фошри, написанная по выходе из театра – два очень горячих столбца, полных самого едкого сарказма по отношению к артистке и самого чувственного восторга по отношению к женщине.
– Превосходно, превосходно! – повторял Франсис.
Нана была совершенно равнодушна к насмешкам над ее голосом. Однако, каков этот Фошри! Ладно же, отомстит
