но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.
Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.
– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…
– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здорово, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.
Евлап вздрогнул.
– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.
Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:
– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.
Чиновники вздохнули с облегчением.
– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.
Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.
– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Но теперь начал в этом сомневаться.
Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:
– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить? Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.
Евлап растерялся, а Штригель, обнимая жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к стене:
– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.
И воскликнул, ударив собеседницу кулаком:
– Но Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.
Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.
Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:
– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?
Не глядя на сына, Штригель ответил:
– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло о моём существовании. Нынешнее поколение, как и до возникновения времяворота, понятия не имеет, кто я такой.
– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.
– Нет.
