оглянулся и поспешно опустил руки.
Спасительный автомобиль выехал из переулка и… свернул в противоположную сторону.
Воспользовавшись замешательством косоглазого, Ирина сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но тот снова преградил дорогу.
«До дома уже рукой подать. Как же отвязаться от него? Хоть бы кто-нибудь навстречу…», – отчаянно подумала Ирина.
– Теперь мне все понятно, – решила продолжить разговор, чтобы выиграть время. – Однако вынуждена вас огорчить. Я, когда смотрела на трамвай, думала о другом, – сказав это, она обошла незнакомца и продолжила движение.
– О ком же это? – то ли не понял, то ли решил пошутить косоглазый.
– О другом, – решила не уточнять Ирина, сворачивая к парадному и останавливаясь у двери. – Вот я и пришла, – сказала, берясь за дверную ручку. – Спасибо, что проводили.
«Как он сказал, его зовут? Кажется, Степан».
– Прощайте, Степан, – сказала облегченно, чувствуя себя почти дома.
Косоглазый ничего не ответил, только молча смотрел исподлобья и часто дышал. В его взгляде было что-то от злобной собаки, оценивающей, можно ли укусить…
Ирина решительно открыла тяжелую дверь и вошла в парадную. Мужчина шагнул следом…
«Господи! Куда подевался привратник?» – едва успела подумать она, оказавшись прижатой к стене под лестничным пролетом.
Запах пота, похоти, слюнявый рот, прерывистое дыхание… Кричать и звать на помощь – безумно стыдно…
– Брезгуешь? Мною брезгуешь? Чего из себя корчишь-то? – насильник рванул полы ее пальто… потом ворот платья… пуговицы посыпались на мраморный пол… одна… другая… третья… – Думаешь, вы особенные? Кровь у вас другая? Щас-с, проверим, – шершавая рука царапнула тело. – Во-о, сиськи на месте. И здесь… Все одно. Что – барышня, что – кухарка…
С неимоверным усилием Ирина смогла, наконец, высвободить правую руку и, с силою, как учил Порфирий, ткнула мужчине пальцем в болевую точку на горле…
Косоглазый охнул, разжал руки и, хватая ртом воздух, осел на пол…
– Ну что? – она с яростью пнула его ногой в пах так, что косоглазый скрючился и застонал. – У твоих кухарок тоже такое тело?!! – выкрикнула с ненавистью удивившую ее саму фразу и снова пнула… Отошла на шаг, не спуская глаз с корчившегося от боли подонка, и присела на корточки, чтобы подобрать пуговицы. Подумала, что нельзя оставлять на полу подъезда перламутровые капли, пришитые еще маминой рукой. Поднялась на один лестничный пролет. Только теперь заметила, что оборванный ворот платья висит, обнажив часть груди, а на голубой ткани темнеют следы чужих рук. Запахнула пальто, поднялась на несколько ступенек второго пролета и посмотрела вниз. Косоглазый, наконец, перестав хрипеть и глотать ртом воздух, поднялся на четвереньки и теперь мутными глазами смотрел снизу вверх:
– Слышь… ты… барынька… – сквозь зубы процедил он. – Знаешь чего… Вправду-то…
