готовый сорваться с губ, вдруг показался несерьезным. Хотела спросить, что будет с ней самой… – Что будет с… Россией?
– С Россией? – Порфирий подошел совсем близко и печально взглянул ей в глаза. – Россия разлетится в клочья… – тихо проговорил он, – но ты обретешь свою любовь.
– Счастливую? – чуть слышно спросила Ирина.
– Любовь – это уже счастье. Именно так, – ответил Порфирий и почему-то отвел взгляд…
Домой Ирина возвращалась на извозчике. Холодный злой ветер, прилетевший неизвестно откуда, врывался под поднятый верх пролетки, заставляя прятать лицо в воротник. Облака пытались укутать озябшую луну пушистым дымчатым мехом. Ветер рассерженно гнал их прочь, потому что не терпел соперников. Луна желтым глазом выглядывала из-за облаков и снисходительно наблюдала за ночным городом, скрывая вечные тайны на обратной стороне своей души…
Ирина вошла в квартиру, отдала Василию пальто и сразу же направилась к кабинету отца зная, что кроме кабинета он нигде быть не может, потому что любит работать допоздна, зачастую засыпая на огромном кожаном диване у письменного стола. Подошла к неплотно прикрытой двери и замерла, услышав приглушенные голоса.
– Так что, Сергей Ильич, придется вам к осени снова перебираться в Петроград.
Узнала голос Керенского.
– Георгий Евгеньевич надеется, что вы примете это решение с пониманием. Он человек мягкий, но, что касаемо дела нашего Братства, в решениях последователен. И жёсток.
– М-да… Прямо скажем, несколько неожиданно, – в тоне отца послышалось замешательство. – Но… передайте князю Львову, что конечно же, конечно же…
Ирина начала уже отходить от двери, но, услышав следующую фразу, приостановилась.
– А вы уверены, что другого выхода нет? – голос отца звучал удрученно. – Я не о себе, Александр Федорович, вы понимаете. Я – о Государе Императоре.
– Другого выхода? – послышался шум отодвигаемого стула. – А вы что же, друг мой, не видите, что происходит? Государь слаб, ему не хватает решимости. Или будем ждать, пока Россия разлетится в клочья?!
Последняя фраза заставила Ирину подойти ближе к двери.
– Вспомните, дорогой Сергей Ильич, Александра Третьего! Что он ответил своему министру в Гатчине, когда тот настаивал, чтобы Император немедля принял посла какой-то там великой державы? А?! – в голосе Керенского послышались горделивые нотки. – «Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать!» Вот ответ, достойный Российского Самодержца! Вот каков должен быть Государь Император великой страны! А Николай Александрович? – Керенский сделал паузу, словно давая возможность отцу самому мысленно ответить на этот вопрос. – Государь страдает от своих же душевных качеств, ценных для простого гражданина, но недопустимых, даже роковых для монарха.
– Пожалуй, вы правы, – услышала она
