это Поликарповна запропастилась? Надо бы помыть пол и мусор вынести. Полный бак уже», – подумала Ирина и направилась туда, откуда слышался необычный для утренней госпитальной тишины раскатистый смех. Приоткрыла дверь палаты для выздоравливающих и заглянула внутрь.
Поликарповна, опершись на швабру, стояла в проходе между койками спиной к входу.
– …так что милочки, вы говорите, а я вам объяснение скажу. И ето – не смехотворство какое, а сурьезная ученость, – старушка сделала многозначительную паузу. – Исчё сызмальства мать мне мудреную книжку читала, а я смышленая была, все на ум запоминала, – она поправила косынку. – Книга ета «Трепетник» называется. Так что, говорите скоренько, а я поясню, пока доктора не слышут. Где, говоришь, милок, у тебя трепещет? – обратилась к рыжеволосому парню, забинтованной рукой утиравшему слезы, выступившие от смеха. – Ага. Вот тут. В руке, – понимающе кивнула старушка. – Ето просто, ето я тебе так скажу – «Аще в згибе левой руки потрепещет, кажет болезнь головы и студ всему телу, а после – пот», – глянула с торжеством. – Во: глядикося – пот у тебя, милок, аж по всему телу. Я же говорю – не смехотворство ето.
– Поликарповна! – Ирина услышала голос пожилого солдата, совсем недавно переведенного в эту палату. – А у меня вот тут, с утра трепещет, – тот приложил руку к груди. – Просто мочи терпеть нету, – пожаловался он, сделав серьезное лицо.
– Чаво смеяться? – возмутилась старушка, строго оглядев других больных, которые, приподнявшись на койках, а некоторые даже подойдя поближе, с трудом сдерживали смех, наблюдая за народной целительницей. – Ето, милок, – повернулась к солдату, – у кого грудные титьки трепещут, то будет во сне греза великая. Так что глазья свои прикрывай и жди грезу.
Хохот раненых раскатился по палате.
– А у меня…
– Нет, сперва мне скажи…
Поликарповна, краем глаза уже заметив стоявшую в дверях Ирину, засуетилась. – Не-ет, милочки. Последнему скажу – и пойду. Ну, вас к лешему. Греха с вами не оберешься. Где, говоришь, у тебя трепещет? – посмотрела на раненого с забинтованной ногой. – А, ето так означает: «Колено левое потрепещет, – покосилась на Ирину, – кажет страх и переполох».
Ирина, пряча улыбку, вышла в коридор. Поликарповна, подхватив ведро и швабру, поспешила за ней.
– Поликарповна! – Ирина сделала строгое лицо. – Я же просила пол в докторской помыть. – Сколько ждать?
– Ох, бегу, эх, бегу, удержаться не могу! – позвякивая ведром, старушка с невинным видом засеменила по коридору.
«Вот уж кто, наверное, не то что с солнышком – с каждой птичкой здоровается», —
улыбнулась Ирина ей вслед.
– Что там? Опять Поликарповна чего учудила? – добродушно поинтересовался Иван
Иванович, когда Ирина вернулась в докторскую.
– Учудила.
