Задыхался, словно после долгой ходьбы в самую жару летом.
– Настюшка, – шептал он ей прямо в ухо. – Очень просто. Вскочил на коня и прискакал к тебе.
– Ну, Василий, Василий… Чего ты? – упрямилась она, не пытаясь оттолкнуть его от себя.
Они процеловались чуть не до рассвета. За плетнем громко дышала и пережевывала сено корова, а в доме все не потухал свет, и им казалось, что впереди у них долгая и счастливая жизнь.
Небо стало светлеть, и они, крадучись, пошли в хату. За столом увидели они отца и мать, они пили чай и неспешно о чем-то говорили.
Долгая, видно, была у них беседа. А молодые несмело остановились у порога, и никак не понять было, кто тут лишний – пожилые, что беседовали у стола, или они, молодые, сгорающие от стыда. И не было никого, кто был их счастливей, потому что влюбленные видят, чувствуют, понимают и боготворят только друг друга.
На Покров сыграли свадьбу. Терентий из своего подворья подарил сыну пять овец и десяток кур, чтобы было с чего начинать хозяйство. Родители Анастасии Иван да Матрена тоже решили от сватов не отставать, подарили прялку да домашнюю утварь.
Женатый человек Василий Замыслов работал вдвойне, втайне лелеял мечты о том, что когда-нибудь, а это случится непременно в самые ближайшие годы, он заработает денег, купит дом, обзаведется хозяйством, что Настюшка будет гордиться своим мужем, и заживут они лучше некуда, радуясь успехам своих детей, которых у них должно быть обязательно много. Потому он не знал усталости, всю зиму работал на мельнице по размолу государственного зерна. Работа эта была непростая, требующая большой физической силы, которой Василия Бог не обидел. И все пока у него складывалось, как нельзя лучше.
К 1928 году они уже имели своё хозяйство, правда, коня у них не было. В обработке земли помогал отец. Он имел земельный надел на три души.
Шел сев. Земля, точно гребнем, была расчесана зубьями борон. Василий пошел к отцу на поле. Издали он увидел его и двух своих сестер.
По полю шел Терентий, лукошко, точно огромная спелая тыква, висело у него на груди. В белой холщовой рубахе, в серой шапке он торжественно шагал по делянке, мерно взмахивая правой рукой, и зерна, просвечивая на солнце, падали на землю частым золотым дождем. На меже стояли его дочери Анна и Ольга, наблюдали за севом.
Терентий дошел до конца делянки, постучал по пустому лукошку и крикнул:
– Семена кончились! Поторопитесь-ка там.
Василий оглянулся. Возле одинокого дуба стояла бестарка с семенами. Он подбежал к ней. Кобыла с жадностью припала к молодой траве у обочины дороги, не обращая внимания на Василия. Насыпал зерна в лукошко и принес отцу.
– Добре, сынок. Давай сам и зачинай сев.
Василий одел через плечо лукошко и пошел вслед за отцом.
Трудные годы были тогда для их хозяйства, отойдя от отца, не имея надела, хозяйство приходилось наживать за счёт своего горба. Отказывали себе во всём. Ели постную похлёбку без масла, о сахаре даже и не думали. Вскоре
