замуж-то выходила. Мне такой и нужен. – Она посмотрела на Петю: – Ну, и зачем тебе Канторович?
– Ты знаешь, Вера, мне интересно. Мне вообще все интересно.
– Я обратила внимание.
Она курила и смотрела вниз.
– Ну ладно. Садись. И слушай.
Рассказ Веры про фанерную фабрику, Канторовича и его чудо-способ.
Канторович предстал перед Петей сказочным героем. То ли Иванушкой-дурачком, то ли стариком Хоттабычем. Короче, началось все на фанерной фабрике. Давным-давно, еще до войны, попросили его, профессора-математика, рассчитать, как лучше фанеру резать и станки фабричные использовать. И придумал он вдруг чудо-способ, как вообще все в стране можно рассчитать и улучшить.
А лет через пять в далекой Америке его чудо-способ заново переоткрыли два таких же Хоттабыча, Данциг и Кумпас. Только на свой капиталистический лад. И стали там решать разные проблемы: и с транспортом, и с распределением ресурсов на ВВС, и даже обсчитывать инвестиции на Уолл-стрит.
Но в Америке никак не могли этот чудо-метод как следует применить – там у компаний разные владельцы, одержимые конкуренцией друг с другом. А у нас было по этому поводу настоящее раздолье. Между оптимальным планированием и природой социалистического общества царила полная гармония.
Канторович долго мыкался и горе хлебал, послал свой труд Сталину, но чиновники его заволынили, уж больно он шел вразрез существующим марксистским догмам. Чуть не расстреляли, но спохватились в последний момент, он ведь делал математику для Соболева, а тот на своей БЭСМ рассчитывал урановый проект.
Два года назад его нашел академик Немчинов, отвечавший в стране за преобразование нашей экономики математическим способом, и послал в Академгородок дорабатывать свою идею, дав ему в подчинение целое отделение в Институте математики.
И наступил для Канторовича сущий рай. Компьютерный центр, машинное время без ограничения, любые научные журналы, коллеги достойные. Парочка циклотронов. Квартира под двести метров. Никаких национальных вопросов.
В этом раю Эдик и трудится.
В этот момент Пете показалось, что он проснулся, его голова лежит у Веры на коленях и она гладит ему волосы. Он вновь закрыл глаза.
Когда Филиппычу доложили об изобретении «Армянского радио», он аж крякнул. Встал, заходил по комнате и сразу же попробовал анекдот-конструкцию на деле, выдав экспромт:
Вопрос, на который Армянское радио не смогло ответить:
«Когда мы догоним и перегоним Америку, стремительно катящуюся в пропасть?»
Анекдотов до этого Филиппыч не сочинял.
Придуманная самоиграйка выдавала анекдоты сама, без всяких ограничений. Мало того, от нее было страшно тяжело избавиться, наверное, неделю им пришлось провести в непрерывном генерировании всякой чепухи: любая ситуация, любая мысль, любая ерунда без труда в эту шкатулочку залезала и махала хвостиком.
Филиппыч тянул с ответом, их идея, видимо, гуляла по инстанциям, и Петя представлял, как ее обсуждают
