суматоха, неизобразимая ни пером, ни языком, и мы отнюдь не беремся описывать как м‑р Пикквик, проникнутый справедливым негодованием, назвал м‑ра Винкеля – злодеем; как м‑р Топман, низверженный и плавающий в собственной крови, лежал и стонал, произнося в забытьи какое-то имя обожаемой красавицы и проклиная своего убийцу, стоявшего перед ним на коленях; как потом он открыл свой правый глаз и прищурил его опять, опрокидываясь навзничь. Все это представляло сцену поразительную и даже раздирательную в некотором смысле. Наконец, однако ж, к общему утешению, несчастный страдалец пришел в себя и обнаружил очевидные признаки жизни. Друзья поставили его на ноги, перевязали ему рану носовым платком и медленными шагами пошли домой, поддерживая его со всех сторон.
Шествие было умилительное и трогательное. Они приближались к садовой калитке, где уже давно стояли дамы, ожидавшие к завтраку своих городских гостей. Девствующая тетушка сияла самою радужною улыбкой и делала веселые знаки. Ясно, что она ничего не знала о случившейся беде. Невинное создание! Бывают времена, когда душевное неведение служит для нас залогом самого прочного блаженства.
Они подошли ближе.
– Что это у них сделалось с маленьким старичком? – сказала Изабелла Уардль.
Девствующая тетушка не обратила никакого внимания на этот вопрос, относившийся, по её мнению, к президенту Пикквикского клуба. Треси Топман был еще юношей в её глазах, и она смотрела на его лета в уменьшительное стекло.
– Ничего, mesdames, будьте спокойны, – сказал пожилой джентльмен, желавший. заранее предупредить суматоху в обществе женщин.
Дамы обступили м‑ра Топмана.
– Не бойтесь, mesdames, – повторил хозяин.
– Что-ж такое случилось? – вскрикнули леди.
– Небольшое несчастье с м‑ром Топманом – ничего больше.
Целомудренная тетка испустила пронзительный крик, закатилась истерическим смехом и повалилась без чувств в объятия своих племянниц.
– Окатить ее холодной водой, – сказал пожилой джентльмен.
– Нет, нет, – пробормотала целомудренная тетка, – мне теперь лучше, гораздо лучше. Изабелла, Эмилия – доктора! Он ранен? умер? О, Боже мой. Ха, ха, ха!
Это был второй нумер истерического хохота, сопровождаемый отчаянно диким визгом.
– Успокойтесь, – сказал м‑р Топман, растроганный почти до слез этим умилительным выражением нежной симпатии, – успокойтесь, сударыня, сделайте милость.
– Его ли это голос? – воскликнула целомудренная тетка, дико вращая глазами.
Третий нумер истерики принял опустошительно страшный характер.
– Не тревожьтесь, сударыня, умоляю вас именем неба, – проговорил м‑р Топман нежным тоном. – Я немного ранен, и ничего больше.
– Так вы не умерли? – взвизгнула истерическая леди. – О, скажите, ради Бога, что вы не умерли!
