История ведь как учительница, которая…
– История, любезнейший Сергей Тимофеевич, – прервал его Ключевский, отложив в сторону пирожок с капустой, – скорее не учительница, а надзирательница, наставница жизни, по – латыни. История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков. Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий.
– А мы, пожалуй, пойдем купаться! – Савва под восторженные крики детей поднялся из-за стола и вопросительно взглянул на Ключевского. Тот едва заметно кивнул головой.
– Конечно, Савва Тимофеевич. Только уж меня увольте. Если я на берегу вашей речки разденусь – вся рыба непременно передохнет. Не эстетическое, прямо скажем, это зрелище. Так что вы вот сами – с молодежью.
Все рассмеялись. Даже Зинаида улыбнулась.
Мудрый старик все прекрасно понимал. Потому и каламбурил, пытаясь отвлечь Савву и Зинаиду от их мыслей.
Савва зашел в дом и через минуту вернулся с полотенцами в руках. С криками «Ура!» дети вприпрыжку побежали вслед за ним вниз к реке. Сергей, в огромной белой шляпе, смешно размахивая руками, едва поспевал за ними.
– Какое уж там купание, – пожала плечами Зинаида Григорьевна, обращаясь к Ключевскому, – воды по колено и то не будет. Баловство одно.
– Так и пусть балуются, Зинаида Григорьевна! – улыбнулся Ключевский и потянулся за куском яблочного пирога. – Прекрасно у вас здесь! А храм рядом с домом, что-то я запамятовал?
– Покрова Богородицы называется. А со второго этажа купола Нового Иерусалима видны. Да-а… святое место!
– Коли мне память не изменяет, – Ключевский смахнул крошки с лацкана пиджака, – Новый Иерусалим патриарх Никон в семнадцатом веке строил не как земной Третий Рим или Византийскую Софию, а как место пришествия «паки грядущего со Славой Судьи живым и мертвым», ожидая «схождения небес на землю», – процитировал он. – Потому и иконы Страшного Суда в храме писаны были.
– У меня там, по-правде сказать, есть любимая икона – «Троеручница», – оживилась Зинаида, – в том же семнадцатом веке из Афонского монастыря присланная. Правда, Савве, – вздохнула, – другая по душе – «Христос в темнице». Там Христос изображен в цепях, с огромной гирей на ногах… Впрочем, Савва не часто туда ходит. Василий Осипович, вот вы умный человек, скажите, как вы к актерам относитесь? – неожиданно с плохо скрытой болью в голосе спросила она, пристально глядя на собеседника.
– К актерам? – Ключевский сосредоточенно нахмурился. – Что ж… По-моему, несчастные они люди…
Зинаида встрепенулась.
– Ведь по сути как получается, голубушка: люди играют в реальность, а актеры играют в жизнь. – Он задумчиво помолчал. – И проживают на сцене чужие жизни. Однако же, играя других, они отвыкают быть самими собой.
– И порой уж
