а то ты труп!»
Первой спасовала Большая Берта. Презрительно посмотрев на Эрнестину, она бросила:
– Я не спешу. – И процедила Трейси: – Ты здесь надолго, малышка. И я тоже. Увидимся. – Повернулась и пошла прочь.
Чернокожая посмотрела ей вслед.
– Дрянная маманька. Та самая сестра из Чикаго, которая угробила своих больных. Нашпиговала цианидом и смотрела, как они загибаются. И этот ангел милосердия запал на тебя, Уитни. Поганое дело. Тебе никак не обойтись без защитника. Она от тебя не отстанет.
– Поможешь мне бежать?
Зазвенел звонок.
– Пошли пожуем, – предложила Эрнестина.
В ту ночь Трейси лежала на кровати без сна и думала об этой женщине.
Хотя Эрнестина больше не пыталась касаться ее, Трейси не верила ей. Она не могла забыть, что эта самая Эрнестина со своими товарками с ней сделала. Но чернокожая была нужна Трейси.
Каждый день после завтрака заключенным разрешалось провести час в комнате отдыха, где они смотрели телевизор, разговаривали, читали свежие газеты и журналы. Трейси листала какой-то журнал, когда в глаза ей бросилась фотография – свадебный снимок Чарлза Стенхоупа-третьего: под руку с молодой женой он выходил из церкви; оба смеялись. Трейси словно обухом по голове ударили. Глядя на его счастливую улыбку, она испытала боль, которая сменилась холодной яростью. Трейси хотела связать с этим человеком жизнь, а он отвернулся от нее, позволил расправиться с ней, убить ее ребенка. Но это случилось в другом месте, в другое время – в другом мире. То была фантазия. А ныне – реальность.
Трейси захлопнула журнал.
В дни посещений можно было легко догадаться, к кому из заключенных приходили друзья или родственники. Заключенные принимали душ, надевали чистую одежду, подкрашивались. Эрнестина всегда приходила после свиданий улыбающаяся и радостная.
– Мой Эл, – объяснила она Трейси. – Ждет, когда я выйду отсюда. И знаешь почему? Потому что ни одна женщина не даст ему то, что я.
Трейси смутилась.
– В сексуальном плане?..
– А то… Заруби себе на носу, детка: то, что происходит в этих стенах, не имеет никакого отношения к воле. Иногда нам нужно потрогать теплое тело и чтобы нас потрогали – сказали, что нас любят. Что мы кому-то небезразличны. И черт с ним, что все не по-настоящему и не надолго. Но это все, что у нас есть. А когда я выйду отсюда, – Эрнестина широко улыбнулась, – стану долбаной нимфоманкой.
Что-то в ее поведении озадачило Трейси, и она решилась спросить:
– Эрнестина, почему ты защищаешь меня?
– Ради забавы, – пожала плечами чернокожая.
– Я хочу знать правду. – Трейси замялась. – Твои подруги… они делают… все так, как ты прикажешь.
– Естественно, а то я им куски из жоп повыдираю.
– Но я-то не такая.
– Ты недовольна?
– Просто
