бежал и старался не думать о том, почему эти люди едут на телегах, а не на, предположим, грузовиках. А рядом с телегами – тёмные силуэты всадников. Мало ли, может, это колхозники местные. Экономят на топливе для посевной, на сенокос ездили. Или нет. Зимой, кажется, сено не косят. А почему, кстати, зима? Ладно, сейчас разберёмся. Добрые колхозники всё объяснят. Вместе посмеёмся над Димкиными глюками и страхами.
Ярилова, наконец, заметили – от каравана отделились два всадника, отправились рысью навстречу. Дима снова закричал какую-то глупость, вроде «Эгей, славяне», и наддал. Потом перешёл на шаг. Потом совсем остановился.
Те, кто приближался к нему на невысоких лохматых лошадках, на колхозников похожи не были.
Замороженная степь, скрип тележных колёс и два всадника совершенно дикого вида.
Первым подъехал смуглый и узкоглазый. Остановился метрах в пяти, прокричал какой-то вопрос на языке, похожем на татарский. Лохматая лошадка, гремя уздечкой, сразу опустила голову и стала что-то искать в траве. Нашла и вкусно захрумкала.
Но обалдевший Дима смотрел на конника, а не на лошадь. Странный головной убор (в голове всплыло откуда-то смешное слово «малахай»), какая-то одёжа из вытертого меха, кожаные штаны. А поперёк седла – короткое копьё с металлическим наконечником.
Всадник повторил вопрос уже более строгим тоном. Ярилов развёл руками:
– Я тебя не понимаю, друг.
– А, урус! – чему-то обрадовался незнакомец. Ловко спрыгнул с седла, подошёл к Димке и оказался совсем невысоким, ниже на голову. Приподнял копьё, приказал:
– Руки покажи.
Дима не понял – он поражённо рассматривал притороченный к седлу саадак с самым настоящим луком.
– Ну! – смуглый чувствительно ткнул Ярилова копьём в грудь и повторил: – Руки!
– Полегче, товарищ, – пробормотал Димка, демонстрируя пустые ладони, – я свой.
Второй всадник, с непокрытой светло-русой головой, оказался явно славянской наружности. Сидел в седле, небрежно держа в одной руке лук с положенной сверху стрелой, но в этой небрежности чувствовалась готовность немедленно натянуть тетиву и выстрелить.
И вообще, в их движениях и позах ощущалась какая-то непонятная сила, уверенность в себе, какую Дима давно не замечал в людях. Разве что – у редких противников на соревнованиях по рукопашному бою.
Смуглый тем временем осматривал пространство за спиной Ярилова. «Думает, засада», – сообразил Димка и попытался заговорить:
– Друг, я свой, русский. Тут рота наша стояла…
– Тихо! – оборвал его узкоглазый. – Спиной повернись.
Первой мыслью было отобрать у смуглого копьё, дать ему по башке и смыться в степь.
Смыться. В пустую степь, где даже «Лебёдушки» нет. Пешком – от всадников.
Ярилов послушно выполнил команду. Что-то ему подсказывало – не стоит раздражать
