и закончится этими неоконченными четырьмя классами.
Не помню, кто и как сообщил плохую новость отцу, который жил в Самарканде. Отец приехал и забрал нас к себе.
И стали мы жить в Самарканде с отцом и мачехой. Но недолго мы с ними пожили – отец вдруг заболел, и его положили в больницу. Я узнал, что у него язва желудка.
Через много лет, когда мне будет столько же лет, сколько было тогда моему отцу, мне врачи поставят такой же диагноз. Но нам совместными усилиями врачей и моими, удалось подавить эту болезнь, а вот отцу моему – нет, он мучился этим недугом до конца своей не очень долгой жизни.
Отец долго лежал в больнице, видимо, язва его была в запущенной стадии.
Спасибо мачехе, что мы не оказались на улице. Вилию она сдала в детский дом в Самарканде. Повезло Вилие. Наверное, потому, что её звали по первым буквам Владимира Ильича Ленина. А мне не повезло – меня в детдом не взяли. Сказали, что взрослый уже. Действительно, уже в четвёртом классе учусь – самому пора о себе заботиться. Порасспросили меня в детдоме и, узнав, что я родился в Каракуле, сказали, чтобы я ехал к себе в Каракуль, в тамошний детдом.
И я сел на поезд и поехал в Каракуль, естественно, без билета – денег ведь у меня не было. Поэтому я ехал в тамбуре. Мы уже проехали полпути, я всё стоял в тамбуре и, устав стоять, не успел убежать, когда в тамбур вышел проводник. До сих пор помню его широкое мясистое лицо. В руках у него были смотанные вместе жёлтый и красный флажки на коротеньких толстых древках. Я хотел убежать в соседний вагон, но не успел открыть дверь, как он ударил меня этими флажками по голове. Я на мгновение потерял сознание, а он тем временем схватил меня за шиворот и, продолжая наносить удары, потащил меня к наружной двери.
Хорошо, что поезд в это время шёл в горку, поэтому медленно. Ударив меня в последний раз, он вышвырнул меня наружу, и я упал на острую щебёнку, которой был усыпан железнодорожный путь. Падая, я здорово поранил лицо и руки. И ещё потом у меня долго болело левое плечо. Но не мог я оставаться здесь в пустыне на полпути к заветной цели, и, превозмогая боль, я вскочил на ноги и, пробежав немного, уцепился за поручни последнего вагона с трудом преодолевающего подъём поезда.
Я стоял на ступеньках, держался за поручни и пытался открыть дверь, но она оказалась закрытой на ключ. Что делать? И тут я увидел, что на крыше поезда тоже едут люди. Там ехали такие же ребята, как и я, и даже девчонка одна. Забравшись на крышу, я увидел, что там ехало народу едва ли не больше, чем в вагонах. Кроме беспризорников, вроде меня, были там и взрослые. И взрослые, и подростки были одной профессии – майданники, как их тогда называли, то есть вокзальные и поездные воры и воришки, пока только овладевавшие этим ремеслом.
5
Так, не слезая с крыши, я благополучно добрался до родной станции Каракуль, а там, уже не помню как, добрался до райцентра и до детдома.
Меня
