в милицейских архивах Мышанска. Вот уж не думала, что там столько грязи!
– Бросьте! Если вы тут жили…
– Конечно, конечно, но я не подозревала… ну, не до такой же степени! И вспомните: ведь я отсюда уехала глупой девчонкой, а если чего и насмотрелась, так уже в Геройске. Хотя, согласна, можно всю жизнь прожить в большом городе и не знать, что делается в подворотнях, подвалах или за теми зашторенными окнами, по которым скользишь равнодушным взглядом…
– Очень поэтично. Так вы мимо и моих окон прогуливались?
– Некоторым образом. Не буду ходить вокруг да около. В городе до ста пятидесяти разведенных мужчин среднего возраста с определенными проблемами, но только на вас, господин Столбов, жена написала в отделение милиции шесть заявлений, в которых прямо называет вас сексуальным маньяком… Что с вами?
Евграф Иванович хохотал. Буквально захлебывался смехом, корчил при этом уморительные рожи, вытирал слезы и снова, как заведенный, продолжал икать, всхлипывать, сопеть, шипеть и кашлять. Так сяк отдышавшись, выговорил:
– Сучка, профурсетка, давалка дешёвая! Ну, как вас ещё называли? Только не на «бэ», пожалуйста: на «бэ» не комильфо…
– Что вы себе позволяете? – взвизгнула она. Старый ворон, которого кудахтанье Столбова согнало с привычного места на верхушке дуба-патриарха, как раз примеривался вернуться на свою ветку, но теперь предпочел пойти на повторный круг.
– Да ничего особенного! Вы же сами сказали, что развелись. А люди разводятся со скандалами. Я просто воспроизвел словечки, которыми награждал вас супруг в процессе расставания. Так что, мадам, – согласны ли вы признать себя дешёвой давалкой?
– Опасный вы человек!
– Я? Я не опасный! А вот наши старшеклассники – те опасны, и я боялся бы заходить в класс со своей экономической географией, если б не надеялся, что сумею отбрехаться и высмеять зачинщика.
– В данном случае вам не отбрехаться. Ваша супруга приводила факты: вы провожаете взглядом всех девушек, всех пожираете глазами, пристаете ко всякой юбке и так далее и тому подобное…
– Признаюсь, и даже в «тому подобном». Так ведут себя все мужчины в том возрасте, когда понимают, что молодость ушла, а жизнь уже проходит. Да если к тому же рядом такая грымза, как была у меня. Ладно уж, скажу как специалисту… То, что привлекало меня в этих делах – и поверьте мне, что речь шла вовсе не о какой-либо экзотике – жену не интересовало, вообще не интересовало! Но при том была ужасно ревнива. Бывают такие: и сам не гам, и другому не дам. Жили бы мы в советские времена и будь я партийный, писала бы в партбюро, а так ей оставался один адрес – ментовка. Знаете, по схеме: «Моя полиция меня бережет».
– А профсоюз?
– Она подозревала, что с нашим профоргом у меня роман. То есть с нашей, с математичкой… Вечно пугала какими-то заявлениями, однако меня по ним не беспокоили, так я и не обращал внимания.
