сидение давно уж осточертело, дружно воззрились на молодую женщину, осмелившуюся вторгнуться в педагогическое святилище. Евграф Иванович тоже стряхнул полудрему, однако со своего стула сумел рассмотреть только нос и на нем очки в модной оправе. Посетительница постояла ещё секунду и, убедившись, по-видимому, что и в самом деле тут лишняя, прикрыла за собой дверь.
Физрук Жорка Кутепов, известный донжуан, изобразил отпад, однако лениво как-то: или не вдохновила его по-настоящему, или устал, бедный, от умственных усилий, а то и не в лучшей своей форме сегодня. Что значит понедельник! А вот училки цветут – май, весна, здоровая работа на огородных грядках… Евграф Иванович наклонился к физруку, прошептал:
– Что, новая мамаша?
– Да нет, не мамаша. Вообще её не знаю, Евграф Иваныч, но в лице что-то знакомое…
– Ну, это ей заливай, Жора, когда станешь кадрить…
– Вот те крест святой, не стану знакомиться, Евграф Иваныч: такие женщины меня просто подавляют!
– Эй, на камчатке! Тихо! И последний сегодня вопрос…
Тихо так тихо. Столбов лениво прикидывает, какие такие качества в женщинах подавляют шустрика Жору и что именно в физруке способны они подавить. Лично он, кроме очков, увидел только нос. Была бы фигура толковая, вначале выставилась бы грудь. А нос… Что о нём скажешь? Для первых солнечных майских дней очень уж бел, не блестит: припудрилась дамочка. А вот очки… В здешней аптеке, что на площади, таких, кажется, не продавали.
Застучали стулья. Мужики полезли за сигаретами, женщины тоже в свои сумочки. Дамы пойдут смолить в женский туалет. Отними у них конспирацию, и половина удовольствия от этой гадости у баб пропадёт. А какое тут удовольствие? Чёрт знает, зачем и сам он курит. Евграф Иванович дал прикурить Жоре, у того ведь спичек отродясь не водится, и побрел на выход. Домой. Или в библиотеку? Там хоть не сразу найдут.
– Столбов Евграф Иванович?
Узнал её по очкам: нос в анфас у дамочки ещё менее выразителен, нежели в профиль. Да, грудь бесформенная, но это разве недостаток? Ноги грубоваты и великоваты. А главное…
– И как – всю уже обсмотрели?
Он машинально кивнул. Да, слишком молода: у этих молодых язык болтается свободно, никаких тебе задержек. Лет двадцать семь, от силы тридцать…
– Если не подхожу вам, не огорчайтесь. Я по другому делу. По уголовному… Из-за него вас беспокоили сегодня ночью.
Столбов вгляделся: та, что сидела в машине! Конечно же, она – и форма стекол, что блеснули тогда ему в темном салоне, такая же…
– Чего вы от меня хотите?
– Это довольно долгий разговор. Не могли бы вы меня повести куда-нибудь?
Евграф Иванович призадумался. Жорка прав: дамочка из тех, что не отвяжется. Вернуться в школу, пригласить её в пустой класс? И без того начнут о нём сплетничать. Вот она, проплывает мимо, словесница Селиверстова. Делает вид, что не
