рассказывая, что произошло той ночью в церкви, седому детективу и потрепанному на вид помощнику окружного прокурора, что не имела ни малейшего желания к этому возвращаться.
– Ну, можешь начать, например, с того, как ты проводишь день, Сильви.
Я иду по коридорам средней школы Дандалка, и все передо мной расступаются. Никто не смотрит в глаза и не заговаривает, разве чтобы поиздеваться надо мной и моими родителями и тем, что произошло с ними – и чуть не произошло со мной…
– Ты можешь написать, как вы живете с сестрой, когда все… изменилось для вас обеих.
Роуз отказывается ходить в магазины за продуктами и отправляется туда, только когда должна прийти Кора со своим блокнотом. По большей части мы едим фруктовое мороженое на обед и картофельные чипсы на завтрак, а посреди ночи хлеб с майонезом…
– Или ты могла бы просто открыть дневник, чтобы посмотреть, какие к тебе вернутся воспоминания.
Чтобы сделать вид, что я, по крайней мере, подумаю над его предложением, я открыла первую страницу и посмотрела на нее, представив себе красивый, с завитушками, почерк той самой девчонки: Мальчик поцеловал меня в пятницу вечером в своей машине столько раз, что окна запотели… Моя лучшая подруга проспала в субботу, и мы смотрели «Клубный завтрак» в записи… Все воскресенье я училась делать колесо для выступления команды болельщиц…
Где-то в самый разгар ее счастливой жизни я услышала голос Бошоффа:
– Сильви, последний звонок. Ты что, не слышала? Из-за уха?
Мое ухо. Я подняла глаза от пустой страницы и посмотрела на него таким же пустым взглядом.
– Слышала. Просто я… ну, не знаю… думала, что я напишу.
– Вот и хорошо. Рад, что ты об этом задумалась. Надеюсь, ты попробуешь.
Ничего подобного делать я не собиралась, но заверила его, что непременно попробую что-нибудь написать, и убрала дневник в сумку отца. Он складывал туда свои записи, когда они с мамой отправлялись в путешествия, а я носила в ней учебники с тех пор, как перестала пользоваться шкафчиком, потому что в нем постоянно ломали замок. Средняя школа оказалась совсем не тем испытанием, на которое я рассчитывала, и там было очень шумно. Грохот шкафчиков, пронзительные звонки, рев, наполнявший коридоры в конце занятий. Любой ученик, выходящий из кабинета Бошоффа и оказывавшийся в толпе, рисковал быть прижатым к стене, но только не я. Все расступались, чтобы меня пропустить.
Обычно после последнего звонка я шла против течения к заднему выходу и возвращалась домой по извилистой лесной тропинке, оставив за спиной далекий шум шоссе, и дальше вдоль забора птицеводческой фермы Уатта.
Однако сегодня меня должна была встретить сестра, и мы собирались поехать за одеждой для меня в место, которое в Мэриленде, казалось, знали все, кроме нас, – торговый центр «Мондомин». Роуз в жизни не стала бы делать ничего подобного и никуда бы не поехала, если бы неделю назад в дождливый понедельник
