словно метла, рыжими бакенбардами очевидно привлекал ее внимание. Заметив такой интерес к своей особе, шотландец, со свойственной ему самоуверенностью, принялся рассказывать Петронилле леденящие кровь истории о случающихся в заливе видениях, о кораблях-призраках и о чудищах морских.
Анжелика заметила, что всеми покинутой оказалась только мавританка, впрочем очень приветливая и хорошенькая. В стремлении к благопристойности матросы Колена Патюреля вовсе не хотели любезничать с метиской, дабы не вспоминать о своем явном пристрастии к островитянкам во время морских странствий.
Анжелика уже собралась развлечь девушку и поручить заботам местных барышень, но в этот момент ее опередил Жан Ле Куеннек. Углядев одиноко стоящую гостью, он подошел к ней:
– Говорите ли вы по-французски, сударыня?
– А как же! – воскликнула она. – Я воспитывалась в монастыре урсулинок в Нёйи, под Парижем. Я умею читать и вести светскую беседу.
– Вы меня восхищаете, – заверил добрый малый. – Не желаете ли отведать елового пива, а может, лимонада из ягод белого сумаха или немного испанского вина для увеселения сердца?
– Испанского вина, – заулыбавшись, сказала девушка.
Стоя подле Анжелики, герцогиня наблюдала за развитием событий.
– Очень любезно со стороны этого юноши заняться девочкой, – со вздохом заметила она. – Бедная моя мавританка! Мне не хотелось брать на себя такие хлопоты, но одна приятельница, маркиза де Роканкур, сильно настаивала, чтобы я позаботилась о ней. Не знаю, найдется ли на нее охотник в Квебеке. А жаль, потому что я привязалась к малышке. Впрочем, она всегда может уйти в монастырь и стать послушницей. Это дитя – само совершенство.
В сознании Анжелики молнией пронеслась мысль о незаконнорожденных детях, прижитых порочными знатными дамами от своих лакеев-мавров. После развратницы прятали младенцев в монастырях или слуги приносили их в корзинах во Двор чудес и продавали там.
– О чем вы задумались? – спросила герцогиня, прикоснувшись к запястью Анжелики.
– Ни о чем определенном. – Анжелика тряхнула головой, чтобы избавиться от своих воспоминаний.
Париж и его развратные нравы остались где-то далеко.
Амбруазина внимательно вглядывалась в нее своими огромными глазами цвета янтаря.
– Порой на вашем лице мелькает какая-то тень, – промолвила она, – которая придает ему невыразимую красоту… Должно быть, у вас чрезвычайно напряженная духовная жизнь?
– Не знаю, – улыбнулась Анжелика. – У меня нет времени задумываться над этим.
Она размышляла, насколько уместно было бы сейчас обсудить с герцогиней план поселения Королевских дочерей в Голдсборо. Ей представлялось, что момент подходящий.
Но тут
