огрызнулся он и повторил свой вопрос: – Что ты здесь делаешь?
Фейт покосилась на Уилла Трента, который с невозмутимым видом стоял рядом, и подумала, что у расследования, в ходе которого пострадала ее мать, были и свои плюсы. К примеру, для него не явилось неожиданностью то, что у тридцатитрехлетней женщины есть восемнадцатилетний сын.
– С одним из твоих сокурсников произошел несчастный случай, – ответил за нее Уилл.
Джереми был воспитан двумя поколениями полицейских. Он отлично знал их язык.
– Вы хотите сказать, что он умер?
Фейт никогда не лгала сыну.
– Да. Но пока это должно остаться между нами. Его звали Адам Хамфри. Ты его знал?
Джереми покачал головой.
– Он козлятник?
По какой-то загадочной причине обитатели Гленн-холла именовали себя этим титулом.
– Нет, – ответила она. – Он жил в Тауэрсе.
– Занятия только начались. Я еще никого не знаю, кроме пердунли. – Еще одно прозвище, на этот раз обозначающее его соседа по комнате. – Я могу о нем поспрашивать.
– Не стоит, – ответила Фейт, борясь с желанием протянуть руку и заправить ему прядь волос за ухо. Он перерос ее, когда ему исполнилось тринадцать. В тех немногих случаях, когда Джереми разрешал матери проявлять свои чувства в присутствии других людей, она была вынуждена приподниматься на цыпочки, чтобы поцеловать его в лоб. – Я загляну к тебе позже.
– Не надо. Тут и так все пускают слюни. МКХТ – это полное дерьмо.
– Не говори «дерьмо».
– Мам!
Она кивнула, соглашаясь и понимая причину его дискомфорта. Джереми поплелся дальше, волоча по траве новенький шестидесятидолларовый рюкзак.
Когда Фейт было шестнадцать, она повсюду таскала с собой годовалого сына, и люди часто принимали его за ее младшего братишку, чем неизменно вгоняли Фейт в краску. Когда ей было двадцать пять, она злобно ощетинивалась всякий раз, когда мужчины полагали, что возраст ее сына является точным мерилом ее распущенности. К тридцати годам она достаточно примирилась со своим прошлым, чтобы принимать его таким, как есть. Все совершают ошибки, и самым главным было то, что она любила своего сына. Ей пришлось нелегко, но присутствие Джереми позволяло ей спокойно сносить пристальные взгляды и явное неодобрение окружающих. К сожалению, их мир разлетелся вдребезги, когда в прошлом месяце на ознакомительной лекции для первокурсников один из соседей Джереми по общежитию заявил, едва увидев Фейт: «Слышь, мужик, сексуальная у тебя подружка!»
– Это Тауэрс? – поинтересовался Уилл, показывая на красное кирпичное здание напротив Гленн-холла.
– Да, – кивнула она, ведя его через пустой двор. – Когда я разговаривала с Мартинесом, деканом по делам студентов, он сказал, что соседа Адама по комнате зовут Харольд Нестор, но на занятиях
