в мелкий рубчик окончательно предотвратило нервный срыв.
Ее беседа с его светлостью длилась полчаса, по истечении каковых ливрейный лакей прибыл к мисс Горации с уведомлением о том, что ее присутствие желательно.
– Ага! – вскричала Горация, метнув победный взгляд на Шарлотту, и вскочила на ноги.
Элизабет схватила ее за руки:
– Хорри, еще не поздно! Если эта договоренность тебе неприятна, ради всего святого, не молчи, а я отдамся на милость лорда Рула!
– Неприятна? В‑вздор! – заявила Горация и была такова.
– Хорри, Хорри, дай я тебе хотя бы пояс на платье поправлю! – выкрикнула ей вслед Шарлотта.
– Слишком поздно, – сказала Элизабет, молитвенно сложив руки перед грудью. – Ах, если бы я могла быть уверена в том, что это не самопожертвование на алтарь сестринской любви!
– Если хочешь знать мое мнение, – заметила Шарлотта, – то Хорри весьма довольна собой.
Горация, распахнув дверь гостиной, неожиданно обнаружила мать на ногах, а флакончик с нюхательными солями – забытым на столике с резными вставками из позолоченной бронзы. В центре комнаты, лицом к двери, стоял лорд Рул, одной рукой, на которой красовался перстень с огромным квадратным сапфиром, опираясь на спинку кресла. Он выглядел куда как авантажнее и неприступнее в голубом бархате с золотой тесьмой, чем давеча в костюме для верховой езды, и на мгновение Горация приостановилась, с сомнением глядя на него. Но потом она заметила его улыбку и вновь воспрянула духом.
К ней подплыла леди Уинвуд и обняла.
– Моя милая! – проворковала она, явно обуреваемая чувствами. – Милорд, услышьте ответ моего дорогого ребенка из ее собственных уст. Горация, милая моя, лорд Рул оказывает тебе честь и предлагает свою руку и сердце.
– Я же г‑говорила тебе, что он ничуть не ш‑шутил, м‑мама! – заявила неисправимая девчонка.
– Горация! Умоляю тебя! – взмолилась многострадальная мамаша. – Где твой реверанс, любовь моя?
Горация послушно присела в реверансе. Когда же она выпрямилась, граф взял ее руку и изящно склонился над нею, после чего сказал, глядя на нее смеющимися глазами:
– Мадемуазель, я могу оставить эту маленькую ручку себе?
Леди Уинвуд подавила трепетный вздох и смахнула со щеки платочком непрошеную слезу.
– М‑мило! – одобрительно заметила Горация. – М‑можете, сэр. С вашей стороны очень любезно – доставить мне удовольствие и сделать предложение.
Леди Уинвуд, предчувствуя недоброе, принялась озираться по сторонам в поисках своих солей, но, видя, что его светлость смеется, передумала.
– Дитя мое, – ласково начала она. – Вы сами видите, милорд, какая она неиспорченная.
Она не оставила вновь помолвленную пару наедине, и вскоре граф откланялся,
