на судне. Лейтенант взял на себя смелость предложить более поздний час. Я ответил, что время не имеет значения, вернулся в каюту и упал на парусиновый стул, чувствуя, что устал, но начинаю выздоравливать.
Через некоторое время ко мне зашел Саммерс и сказал, что, если я не против, он чуть-чуть доработает мою идею. Сделает из нее прошение от имени всех пассажиров! Он поспешил добавить, что на флоте так положено. Что ж, ладно. Любой, кто, подобно мне, предан замысловатому, но очень выразительному флотскому языку (я надеюсь привести вам несколько самых интересных образчиков), не позволит нарушать морские обычаи. Но когда я услышал, что недотепа-пастор собирается читать нам проповедь, я пожалел о своем порыве и вдруг понял, что несколько недель вдали от всех атрибутов государственной религии стали для меня настоящим отдыхом!
Итак, я счел отступление неприличным, и мне пришлось посетить службу, устроенную по моей просьбе. Это было ужасно. Прямо перед службой я налетел на мисс Брокльбанк, щедро наштукатуренную красным и белым. Полагаю, именно так выглядела Магдалина, стоя у ограды храма и не решаясь войти. Да уж, подумал я, Колли – не тот человек, чтобы заставить ее выглядеть поскромнее. Однако вскоре я обнаружил, что недооценил как сообразительность дамы, так и ее опыт: когда пришло время службы, свечи в салоне так подсветили ее лицо, что лишние годы куда-то исчезли, и оно стало юным и прекрасным! Мисс Брокльбанк посмотрела на меня – как выстрелила. Едва я оправился от этого залпа, как обнаружил, что Саммерс, еще больше усовершенствовав мое первоначальное предложение, допустил в салон самых приличных переселенцев, дабы они смогли разделить с нами молитву: кузнеца Гранта, приказчиков Филтона и Уитлока и старого стряпчего, мистера Грейнджера с еще более дряхлой женой. Разумеется, любая сельская церковь может похвастаться не меньшим смешением сословий, однако тут, на корабле, общество собралось не слишком-то благородное – плохой пример для простолюдинов. Пока я пытался примириться с вторжением, вошел – мы из уважения встали – пастор, все его пять футов, облаченные в пасторскую шапочку поверх круглого парика, длинную мантию, подбитые железом сапоги; он внес с собой сложную атмосферу робости, благочестия, восторга и самодовольства. Ваша светлость может возразить, что столь разнообразные чувства не могут уживаться под одним-единственным париком. Да, на обычном лице просто не хватит места для всех выражений, главное обязательно вытеснит все остальные. В большинстве случаев так оно и бывает. Разве не улыбаемся мы и ртом, и щеками, и глазами – да всем лицом, ото лба до подбородка! Но Колли был сотворен Природой на редкость экономно. Она словно бы свалила в одну кучу… нет, это слишком грубо. В общем, на какой-то окраине времен, на топком берегу самой заброшенной речушки, случайно и бестолково слились воедино те черты, что Природа выкинула за ненадобностью, как не подошедшие ни одному из ее созданий. Завершила образ некая жизненная искра, которая, судя по всему, была предназначена овце. И вот перед нами свежеиспеченный, неоперившийся пастор.
Во всем вышесказанном ваша светлость может усмотреть попытку писать красиво
