Определенно, она у него не единственная дочь, и он мог выбирать. Очень часто Том упоминал, что было бы неплохо перенести склад по направлению к Венус-спортс, всегда подчеркивая, что компанию им будут составлять лишь юные создания из хороших семей. Валентин отговаривал его от этой затеи, но постоянно вспоминал об этом проекте, когда видел Певенш, одетую в отвратительную одежду, которая подчеркивала ее неуклюжую фигуру. Чем нелепее был ее наряд, тем больше он нравился Тому. Чем больше она становилась, тем чаще он одевал ее в детскую одежду. Если Певенш замечала, что над ней смеются, она подыгрывала смеху ради. Валентин иногда думал, что лучше было бы Тому не забирать девочку от матери, влияния которой ей так сильно не хватало и которая наверняка все эти годы страдала из-за разлуки с дочерью.
Том едва ли сможет научить ее хорошим манерам.
Теперь Валентин обращается к Мимосине Дольчецце:
– Мы не знали ничего о происхождении этого ребенка. Мой друг никогда не затрагивал эту тему.
– Вы, англичане, такие странные. Значит, эта девочка все еще ребенок?
– Да, – отвечает Валентин, и Мимосина мгновенно теряет к ней интерес.
Это не совсем правда. Певенш уже можно назвать юной леди. Ей ведь почти двенадцать, не так ли? Он не помнит и по внешнему виду не может определить. Он не умеет этого делать. Более того, он ни разу не сталкивался с такой хорошо откормленной девушкой, как Певенш. Но он не хочет обсуждать ее возраст с Мимосиной. Взросление Певенш заставляет его чувствовать себя старым и дряхлым.
Валентину приходится признать – ему приятно, что актриса с неохотой отпускает его даже на встречу с Певенш. Ему доставляет удовольствие наблюдать за смесью раздражения и обиды, которые она выказывает. Все это показывает глубину ее привязанности к нему. Она необычайно мила в эти моменты, и ему никогда не наскучивает это представление.
Но, когда в следующий раз он сообщает, что ему нужно погулять с Певенш, тучи сгущаются и Мимосина заявляет, что он может к ней больше не приходить.
– Не надо быть эгоистичной, дорогая, – говорит он. – Это дитя – сирота. Я уверен, что в твоем сердце найдется немного сочувствия к ней.
– Как для маленькой девочки, она требует слишком много внимания.
– Не намного больше, чем ты, – возражает он, уязвленный холодностью ее тона. – Ты так холодна с ней.
Мимосина делает резкий шаг в сторону и шипит:
– А ты не джентльмен, раз позволяешь себе говорить со мной в таком тоне.
Он надеется, что эта перепалка не имеет никакого значения для их отношений, но в глубине души он встревожен.
До сих пор он был уверен, что Мимосина Дольчецца, невинный цветок на просторах Лондона, ничего не подозревает о крепости границ между классами британского общества и не понимает его двусмысленного положения в свете,
