решение, ведь ехать приходится почти все время по бездорожью. После получаса езды они начинают двигаться вверх по холму. Машину трясет, по стеклам хлещут ветви деревьев. Наконец грузовик подъезжает к конюшне.
Эван идет за Джеком внутрь. Здесь пахнет сеном и навозом. Джек закрывает за мальчиком тяжелые двери. Внутреннее пространство освещает лишь качающаяся над стойлами лампа, света которой явно недостаточно.
Сердце Эвана начинает биться быстрее. Он смотрит на Джека, но Джек на него не глядит.
Слышен хруст сена под чьими-то ногами. На свет выходит крупный мужчина с густой бородой, наполовину скрывающей грубое лицо. Он держит изогнутый нож. На лице мужчины улыбка, похожая на оскал.
– Привет, сынок, – говорит он. – Я должен рассказать тебе о боли.
Тело Эвана сковывает ужас. Он смотрит на нож, который держит в руке этот человек. Лезвие блестит в свете лампы.
Квадратное лицо Джека оборачивается к Эвану.
– Первая заповедь: никаких предположений, – хрипло говорит он.
Бородатый мужчина вертит нож в руке и протягивает его Эвану рукоятью вперед. Он говорит что-то, но Эван его не слышит – слова заглушает биение крови в ушах.
– Возьми нож, сынок, – наконец разбирает мальчик.
Эван подчиняется, а затем смотрит на Джека. Что дальше?
– Коли себя в ладонь, – говорит бородач.
Эван переводит взгляд с лезвия ножа на лицо мужчины.
– О, бога ради, – говорит тот, выхватывая у Эвана нож. Его крепкие пальцы сжимают запястье мальчика, а затем острый кончик лезвия касается ладони, прокалывая нежную кожу.
Эван кричит.
– Больно? – спрашивает бородач.
– Да, это…
Мужчина бьет Эвана по лицу. Сильно. Эван отшатывается, его щека горит огнем.
– А теперь не больно, правда? Я имею в виду твою руку.
Эван тупо смотрит на него. На глаза мальчику наворачиваются слезы.
– Болит ли у тебя рука? – слышатся слова, тяжелые, будто камни.
– Нет. У меня болит лицо.
Бородач снова скалится в подобии улыбки.
– Боль – понятие относительное. Субъективное. Тебя будет беспокоить заноза, пока кто-то не пнет тебя по яйцам. Я научу тебя понимать, в чем разница между кажущейся болью и болью настоящей.
Он хватает Эвана за другое запястье, вскидывает нож, и мальчик вздрагивает, пригибается, чувствуя, как в раненой ладони снова разгорается огонь. Но нож не движется.
Бородач смотрит прямо в глаза Эвану.
– Ожидание боли ведет к страху. От страха боль усиливается, – говорит он. – Ожидание того, что боль уйдет, вызывает прилив эндорфинов, и боль исчезает. То, как ты чувствуешь боль, зависит от того, как ты на нее реагируешь.
Голос Джека раздается откуда-то сбоку от Эвана.
– Боль неизбежна, – говорит он. – Но страдания можно избежать.
Эван вырывает руку из хватки бородача. Он понимает, что Джек стоит
