тишины и покоя. Стекло потолка матовое, отчего свет становится теплее и резкие очертания Паноптикона приглушаются. Там книги, собранные на высоких, отдельными колоннами стоящих книжных полках – похоже на лес из старых деревьев. Книги и были моей целью или, по крайней мере, оправданием: для сочинения мне нужен был новый том Эпиктета.
В центральной комнате, как всегда, горел свет. Маленькие латунные лампы, расставленные повсюду, заливали помещение лужами золота. Там обычно сидит аббат, когда его присутствие нигде больше не требуется, и хотя технически свет ему вроде бы не нужен, все равно приятно, что наставника можно разглядеть.
Аббата за столом не было.
– Отец?
Я хотела сказать тихо, из уважения к позднему часу, но голос сорвался. Это меня удивило.
Старый андроид вышел из зарослей книжных шкафов. Лицевой монитор подвинулся ко мне – так вытянул бы шею близорукий старик.
– А, Грета! – Иконки его глаз раздвинулись чуть в стороны и чуть больше приоткрылись – не улыбка, но доброжелательное выражение человека, готового выслушать. – Ты засиделась, дитя мое. Не спится?
– Да, святой отец. Я пришла за книгой.
– Вот как? – Он неспешно прошел к полкам с классической философией. – Наверное, кто-то из стоиков? Снова Аврелий?
– Эпиктет, святой отец.
– Это хорошо. Я видел твои записи, дорогая моя: очень солидная работа, очень.
Голос его был старческим и уютным, как лестница, истертая в середине. От этого голоса и еще от янтарного света комната казалась теплой. Мое сердце – странно, но оно коло тилось как бешеное – начало успокаиваться. Аббат повел меня в глубокую чащу книжных шкафов.
– Ты не думала о том, чтобы расширить область своей работы? Например, поговорить о проникновении римской ветви стоицизма в раннее христианство или даже в западную культуру в целом? Ведь даже само слово «стоик» стало означать спокойствие перед лицом тяжелых обстоятельств.
– Ну вообще! – донеслось из темноты. – Как мне не терпится начать писать такие сочинения!
У меня перехватило дыхание, потому что это был говор Сиднея. Ну или почти – это был бы говор Сиднея, если бы к его «персикам в сиропе» накидали грубых камней.
Аббат вздохнул.
– Грета, позволь представить тебе Элиана Палника, который приехал к нам из Камберлендского альянса.
Это был тот самый мальчик со связанными руками. Он лежал на повторяющем форму тела кресле в глубине книжного леса – тень внутри тени.
Мой взгляд метнулся ему на руки, но сейчас они не были связаны. И тем не менее мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с голосом.
– Привет, Элиан.
К своему ужасу, я осознала, что говорю с ним таким тоном, как иногда – с нашими самыми норовистыми козами. Он просто сидел и ничего не делал, но во всем его облике было что-то от не вполне
