опирается на знания (Сен-Симон). В индустриальном обществе экономическая система отделена от семейных связей, рабочее место – от домашнего очага. С распадом традиционного «коллективного сознания» основные убеждения организованы вокруг профессиональных норм и связываются воедино профессиональной этикой (Дюркгейм). В обществе распространяются единая этика и стиль жизни: они становятся деперсонифицированными нормами, упор делается на успех и личные достижения, критерии эффективности определяются по наименьшим затратам, а рациональный учет и контроль проникает во все области управления (Вебер). Позиция Кларка о признаках индустриализма связана с его представлениями о вторичном (индустриальном) секторе общественного производства.
Каковы в целом сущностные черты индустриального способа производства, его культурно-цивилизационная специфика?
«Для всех теоретиков индустриального общества (и в данном случае также для К. Маркса), – пишет Д. Белл, – точкой отсчета (или основным институтом) является промышленное предприятие, а в качестве станового хребта общества выступает социальная база машинного производства. С этой точки зрения все индустриальные общества имеют некоторые общие черты: повсюду распространена одинаковая технология; одинаково и качество технических и инженерных знаний (а также учебных заведений, которые их предоставляют); примерно одинаковы наборы профессий и видов труда. Если подходить к проблеме более широко, можно обнаружить, что в каждом обществе увеличивается доля технических работников по отношению к другим категориям занятых… управление требует в основном технических навыков. Индустриальные общества – это экономические общества, организованные вокруг принципа функциональной эффективности, требующие получения "больших результатов из меньших вложений" и выбора наиболее "рационального" типа действий» [29, с. 99–100].
Новый, индустриальный тип деятельности возник, сформировался и созрел как исторический продукт кардинального преобразования и переоценки базовых взаимосвязей людей с природой, друг с другом и самих себя. Большая традиция предполагала лишь модификации основного – орудийного – принципа взаимосвязи человека с природой. Независимо от степени развитости орудий – от первобытного камня до средневековых ремесел – труд был двухзвенным, как непосредственная связь работника с предметом труда, и по преимуществу физическим и изнурительным. Неразвитости субъекта труда и орудий соответствовала и его производительность, недалеко уходящая от потребностей простого воспроизводства и выживания. Такое состояние обусловливало более или менее грубые социально-экономические формы господства/подчинения. Тем не менее незрелая «природа вещей» – производительных сил, прежде всего человека, – вызывала восприятие трудовых и всех иных общественных отношений как «нормальных», более того – санкционированных религиозной традицией, которая архетипически господствовала в общественном сознании.
В доиндустриальном
