заплатить?
Рабино солгал:
– Они уже дали мне денег для аптекаря.
– Тогда отдай их мне. Я потрачу их на твои бумаги.
Денег у них не было. Рабино собирался сам заплатить аптекарю. Или обменять кое-какие из своих трав на prezioso liquore[35], triaca[36], на которую столь безосновательно полагались многие венецианцы. Он хотел обратиться к Струццо на Мерсерии, или к Карро во Фреццарии, или к Фенису в Сан-Люке, а при необходимости – и ко всем остальным, чтобы помочь молодой матери.
Он представил себе долгую прогулку на холоде и циничные лица, обращенные к нему: Фирконе, Сирена, Лилия, Яблоко или Солнце. Аптекари Венеции любили выдумывать себе поэтические имена, чтобы вплести кружево заклинаний в магическую формулу своих благоуханных снадобий. А если они не помогут ему, то всегда можно обратиться в лавки помельче, где ему пойдут навстречу в обмен на час-другой его времени, проведенный с их пациентами, или же письменное предписание скептически настроенному клиенту благородных кровей. Имя Рабино Симеона кое-чего стоило в Венеции, невзирая на его национальность или же, напротив, благодаря ей. В обстоятельствах крайнего порядка многие благородные венецианцы привыкли больше полагаться на быстрых и незаметных врачей-евреев, чем на собственных модных и словоохотливых лекарей.
Сосия протянула ему руку через стол. Рабино незаметно отодвинулся, чтобы она даже случайно не коснулась его.
– Как-нибудь потом, дорогая. На этой неделе мне предстоят и другие медицинские расходы.
Он поспешил прочь, позабыв свою поношенную шляпу на столе. Сегодня днем солнце и ветер напекут ему голову. Сосия не напомнила ему, чтобы он захватил ее.
– Ты жалок, – сказала она, обращаясь к шляпе, после чего принялась убирать со стола.
Бокалов было много. Вчера вечером Рабино собрал кворум из десяти мужчин, чтобы помолиться. В самой Венеции синагоги до сих пор не было, а те, что имелись на материке, находились слишком далеко, чтобы в них мог бывать врач, имеющий обширную практику. Поэтому символы их веры были собраны в одной из комнат дома доктора, и все деловые люди еврейской национальности, получавшие пятнадцатидневный допуск в Венецию, знали, что всегда могут прийти к Рабино Симеону в Сан-Тровазо за утешением их веры или помощью самого доктора во врачевании прочих телесных недугов.
Сосии полагалось содержать их бумаги в порядке, ведя записи на листах, которые Рабино иногда покупал по дешевке у продавца канцелярских товаров. Среди этих грубых стопок она иногда прятала и свой журнал, который являл собой куда более элегантный документ, переплетенный в темно-красную кожу, со страницами из лучшей бумаги с водяными знаками Болоньи. Его подарил ей Доменико Цорци, решивший, что Сосия увлекается поэзией и что она даже может сочинить несколько строчек сама. Ему и в голову не могло прийти, каким образом она использует
Драгоценная влага, жидкость (
Панацея (
