не благоприятствовала преодолению товарного голода путем расширенного кредитования промышленности. Однако она создавала непреодолимые барьеры и курсу на равновесный, сбалансированный рост всего народного хозяйства. Низкая эффективность функционирования промышленности, экстенсивный характер ее расширенного воспроизводства требовали значительного перераспределения накоплений из других секторов экономики. В условиях низкой рентабельности многих отраслей индустрии и государственной монополии на ее организацию практически исключались возможности рыночного перелива капитала и концентрации его в этой сфере. Становилось неизбежным принудительное изъятие ресурсов в пользу промышленности (через цены, налоги и т. д.)[122]. Это, естественно, не могло не подрывать стимулы роста и сельскохозяйственного производства. Одновременно большая доля ресурсов обрекалась на нерациональное использование, что делало ситуацию перенакопления перманентной.
Социально-экономический курс, нацеленный на административное вытеснение и налоговое удушение частного сектора (под демагогическими предлогами борьбы с эксплуатацией и спекуляцией), также отнюдь не способствовал преодолению товарного дефицита. Эффективное крестьянское хозяйство зачислялось в разряд кулацких со всеми вытекающими отсюда последствиями. Еще активнее велось наступление на частника в городе. Возможности производственного накопления и применения капитала в этих секторах существенно ограничивались.
Перечисленные факторы обусловили и неэффективность политики регулирования сферы обращения, проводившейся Народным комиссариатом финансов. Провалилась валютная интервенция: поглотив значительные запасы золота и иностранной валюты, она не смогла удержать курс червонца. Причиной этого во многом явились усиление политической нестабильности, попытки решения проблемы дефицита административным путем – ограничение частного капитала, который устремился на рынок ценных бумаг и валюты. Идеологизация экономической жизни не могла не сказаться отрицательно и на попытках действия через налоговую систему. Усиление обложения деревенской «верхушки» оказало дестимулирующее воздействие на крепкие крестьянские хозяйства, которые характеризовались наибольшей товарностью. Одновременное снижение налога на беднейшие слои деревни сделало экономически бессмысленной первую акцию: покупательский спрос не был ослаблен, лишь еще более усилилось его давление на потребительские товары. Ориентация на бедняка как на опору Советской власти давала наглядные хозяйственные результаты. Противоречивость задачи экономического роста и социальных (точнее, доктринальных) ограничений выступала как непреодолимый фактор при поиске путей выхода из трудностей.
Отсутствие экономических механизмов, способных обеспечить сбалансированность и динамичное развитие народного хозяйства, делало неизбежным повышение роли административно-директивного
Невозможность нормального межотраслевого перелива капитала не оставалась не замеченной экономистами 1920-х годов. Но априорное рассмотрение крупных государственных предприятий как наиболее передовых приводило к выводу, что путь капитальным ресурсам из других секторов прегражден разнотипностью форм собственности – государственной и частной (См. например: О проблеме диспропорции и темпе хозяйственного развития в СССР // Вестник Коммунистической академии 1926. Кн. XVI. С. 233–234). Впрочем, тут был «схвачен» важный момент: монополия государства на подавляющую часть предприятий промышленности, особый режим их функционирования действительно разрывал целостность народнохозяйственного организма, лишая его необходимой гибкости и подвижности.
