описывать состояние своей души, даже если разговор идет, скажем, о сортах винограда. Старина Фрейд сбежал бы из Италии на второй день, потому что ему незачем было бы исследовать подсознание итальянцев. Они и сами все расскажут и даже больше, чем хотелось бы. Будучи очень чувствительными и экспрессивными и имея тонкую организацию души, они не стесняются в выражении чувств и эмоций, сопровождая свою красивую речь огромным количеством жестов. При этом они жестикулируют, даже разговаривая по телефону, когда собеседник их не видит. Часто они говорят одновременно с собеседником, не слушая друг друга, но при этом отлично понимая с помощью жестов.
Франческо же был совсем другой. Он отличался сдержанностью и закрытостью в собственном мире чувств. Внутри него, безусловно, бушевали все те же самые бури, ибо итальянской экспрессивности ему хватало. Но он был вынужден всегда прятать свои эмоции и носить маску. Началом этого послужил тот факт, что он рано оказался в окружении чужих ему людей, покинув в юном возрасте семью и переехав жить в Турин. Первые несколько лет он прожил у своих дальних родственников, но, по сути, они были ему чужими. Несмотря на то, что они радушно приняли его в свою семью и старались, чтобы он ощущал себя как дома, он всегда чувствовал себя одиноким. Вначале он пытался рассказывать о своих проблемах дяде или тете (так он называл родственников, у которых жил), но они чаще всего беззаботно махали рукой и говорили, что все это не стоит того, чтобы заострять внимание. С тех пор у него сложилось четкое мнение, что его проблемы никому не интересны, по крайней мере пока они касаются только его. Он мог поделиться своими переживаниями лишь с родителями или старшим братом в разговоре по телефону, когда возвращался в Тоскану или когда они приезжали к нему в Турин. А поскольку расстояние между Турином и его тосканской деревней составляет около 400 км, такие встречи происходили в лучшем случае только по выходным. Но по мере того, как он все больше погружался в футбол, эмоций становилось все больше, и к выходным многие из них уже были неактуальными. Так постепенно он привык все их держать в себе.
Были и другие эпизоды в жизни Франческо, способствующие его замкнутости: небольшие предательства со стороны друзей в школе и в команде, научившие не распахивать никому свою душу.
Конечно, темы их разговоров с Джессикой не были тайной, и он не опасался огласки, но тем не менее он постепенно открывал ей то, что не открывал еще никому, в том числе и себе: свои чувства, мысли, переживания и ощущения.
В какой-то момент Франческо понял, что они говорят только о нем, а о Джессике он ничего толком не знает. Вообще ничего. «Как странно, – подумал он, – обычно я слушаю истории о жизни и проблемах чужих мне людей, которые ждут, что я помогу их решить. А теперь я только и делаю, что рассказываю о себе и не знаю ни об одной ее проблеме. Я даже не знаю, сколько ей лет».
– Джесси,
