Делл обрадуется, а? – сказал Рэмиллис. – Небось только об этом и мечтает. Этот тип наверняка трясется за свою добродетель и молится, чтобы я помер, чертова свинья. И кретин. Я вам кое-что скажу, Кэмпион. Вы небось думаете, что пьяный я куда хуже трезвого, да?
– Ну, – протянул мистер Кэмпион, опасаясь обидеть его, – что-то вроде того, пожалуй.
– Так и есть, – скромно подтвердил Рэмиллис, словно отвечая на пышный комплимент. – Так и есть. На самом деле Джорджию никто не знает. В этом-то и вся соль. Она безнадежно устарела. На самом деле она – хористочка 1902 года. Это в ней рабочая кровь играет. Мыслит она подобно старой деве. Уж я-то знаю! Носит пояс верности, который открывается обручальным кольцом. Через полтора месяца она приедет ко мне с Тартонами, а потом бросит сцену. Это мое пророчество. Вот увидите. Запишите куда-нибудь. Джорджия не вернется на сцену. Я кое-что замыслил. Я же не какой-нибудь слепой. У меня для них с Деллом припасен сюрприз. Простите за вульгарность. Мы же с вами плохо знакомы, так?
– Мы не друзья, – мягко произнес Кэмпион. – А вы пьяны.
– Да, – согласился Рэмиллис тоненьким голосом. – Очень, очень пьян! – Он расхохотался. – Меня бы уже вышвырнули из правительства, если бы не кое-что. Знаете, в чем дело? Я отлично управляю неграми. Моя провинция – самая захолустная дыра на свете. Если бы вы увидели моих негров, у вас бы волосы встали дыбом. Я сам иногда пугаюсь, хотя и привязался к ним. Остальное побережье старается о нас забыть. Не хотят, чтобы нас с ними ассоциировали. Но мы с неграми друг друга понимаем. Нам вместе удобно. Я их не боюсь. Я, знаете ли, вообще никого в мире не боюсь.
– Как это прекрасно, – вежливо пробормотал мистер Кэмпион.
Рэмиллис кивнул.
– Ненавижу страх. Один раз в жизни чего-то боялся – и справился с этим, – сообщил он с уже знакомой Кэмпиону наивностью. – А с этими двумя племенами у меня вообще отлично выходит. Взгляните-ка на этот самолет.
Их неохотно пропустили в ангар. Самолет наполовину высовывался на поле и выглядел весьма впечатляюще – изящная одномоторная машина на четыре места класса «Серафим» с характерным заостренным носом и особыми шасси, рассчитанными на приземление в Уланги. Но больше всего бросался в глаза золотистый цвет самолета, благодаря которому он напоминал яркую игрушку.
Вокруг стояли механики, явно пребывая в том унынии, какое неизменно охватывало их при встрече с любыми декоративными изысками. Один из них осмелел настолько, что решился высказаться:
– Его цветное превосходительство месяца через три получит все цвета радуги, – сообщил он, якобы обращаясь к коллеге, но на самом деле косо глядя на Рэмиллиса.
– До того момента он либо сломает себе шею, либо перепродаст самолет кому-нибудь, – вполголоса сказал Рэмиллис Кэмпиону. – Когда меня взвесят?
Поскольку практически все ответственные лица обедали, этот вопрос вызвал легкую суматоху. Мистеру Кэмпиону показалось, что его подопечный сознательно
