любовь прекрасной женщины спасет меня. Борьба не слишком затянулась, нужды не было: Сьюзи перешла черту и готова была убедить себя в чем угодно вопреки здравому смыслу. Вот что любовь способна сделать с человеком – впрочем, могу только предполагать, поскольку собственного опыта не имею.
– Я знаю, что дура, – говорит она, расчувствовавшись, – и понимаю – ты негодяй, способный разбить мне сердце… Но хочу попробовать. Я знаю, что небезразлична тебе, и постараюсь достичь большего. Любовь преодолевает все, – она всхлипнула, – и хотя мне сорок два, – куда там, все пятьдесят, скажу я вам, – и я немного старше тебя, это ничего не значит. И даже скажу – прошу, не осуждай меня, любимый, – даже в самом худшем случае тебе будет хорошо со мной, поскольку я способна сделать твою жизнь приятной, а не только подарить тебе всю свою любовь. Не стоит недооценивать материальных выгод – думаю, ты не стал бы жениться на мне, будь я без гроша за душой. Но ты меня знаешь, и если я говорю, что могу сделать миллион – это факт. Со мной ты станешь богатым и получишь все, что захочешь, и если ты говоришь «да» только поэтому, я не осуждаю тебя. Но все-таки надеюсь, – тут слезы опять хлынули у нее из глаз, она обхватила меня за голову, гладя по бакам, я же выглядел как сэр Галахад во время ночного бдения, – надеюсь, что ты все-таки достаточно любишь меня, и мы сможем быть счастливы вместе.
Вместо того чтобы изображать пылкость, я поступил мудрее: стащил с ее туалетного столика булавку и воткнул себе в ногу, чтобы выдавить слезу.
– Спасибо, Сьюзи, – тихо говорю я и нежно целую ее. – Но не надо плакать. Мне немногое известно о любви, но я чувствую, – дальше следовал тяжкий вздох, – что не в силах отказать тебе.
И это, кстати, была святая истина, в чем я и признался часом позже Спрингу. Хотя того вряд ли можно было счесть человеком, с которым приятно обсуждать сердечные дела, на карте стояли наши шкуры, и ему стоило быть au fait[31]. Он пучился на меня, как вытащенная на берег акула.
– Но ты ведь женат! – кричит.
– Чш-ш! Не так громко. Она об этом не знает.
Глаза его расширились.
– Это многоженство! Боже Всемогущий, неужто для тебя нет ничего святого?
– Разумеется, и именно поэтому я не намерен продлевать свой союз далее приезда в Калифорнию, откуда…
– Я не допущу! – рявкнул он и в глазах его вспыхнул хорошо знакомый бешеный огонек. – Ты совсем забыл о приличиях? Потерял страх перед Господом, презренное животное? Как осмеливаешься ты попирать его священные законы, а?
По здравом рассуждении этого следовало ожидать. Хотя капитан Спринг доходил в своей эксцентричности до преступлений, на которые даже Нерон не отважился бы, он оставался фанатичным приверженцем формальных приличий вроде воскресной службы и послеполуденного чая. При первом признаке опасности он не моргнув глазом выкидывал за борт закованных в кандалы ниггеров, зато превращался в святошу, едва дело доходило до церковных
В курсе
