по-крупному?.. А, вижу по лицу, проигрывал и, наверно, очень даже неплохо. Как ощущения? Колбасит?.. Ну вот и я о том же…
Сидя тогда ранним июньским утром у пьяного друга Сереги Косилова на диване, я вдруг представил себя этаким разорившимся аристократом! Прикинь, да: красивый и молодой еще мужчинка в костюме, на хорошей машинке, с красивым мобильным телефоном, обремененный делами, заботами, задачами – и достойно так, солидно, грустно голову приклонив, ПРОИГРЫВАЕТ. Смахиваю скупую мужскую слезу, делаю изящный поворот головы, смотрю прямо в камеру – стоп, снято! Можно оправиться и перекурить…
Фигня это все, короче. Нет никакого геройства и самоуважения, Миша, есть сто штук долга и кредитор, который может свинтить тебе шею, наплевав на то, что «проклятые девяностые», как утверждала партия и правительство, канули в Лету. И почему-то сразу начинает тошнить, хочется повесить на двери табличку «Меня нет дома!» и посидеть с газетой на толчке. Какое на фиг геройство!
– …Кстати, ты что-то хотел мне сказать? – оторвался я от своих невеселых мыслей.
Серега тоже как будто только что заметил мое присутствие, посмотрел на меня как обкуренный. Однозначно, мы сегодня оба были немного не в себе.
– Д-да есть кое-что.
Пауза. Он сощуренным взглядом уставился на выключенный телевизор.
– Серега, я тут!
– Сы-слушай, Вить, – произнес он, торжественно пристраивая недопитую бутылку пива у ног, – ты когда-нибудь сталкивался с необъяснимым?
Я не ответил, внимательно посмотрел ему в глаза. Вроде здоров. Или нет?
– В смысле?
– Ну, в смысле, что-то такое, чего ты никак не можешь объяснить?
– Серега, смысл слова «необъяснимое» я знаю. Говори, что у тебя стряслось, не томи.
– Ладно.
Он встал с дивана, отправился в другую комнату, с минуту там возился, шелестя бумагой, потом снова появился передо мной. В руках он держал свою видеокамеру. Нацеленный на меня объектив был закрыт крышкой.
– Ну? – спросил я.
– Вот эта фы-фигня, брат, почище твоего Червякова.
Серега как-то мерзко улыбнулся. На лице его отображалось нечто среднее между возбуждением алхимика, случайно отыскавшего философский камень, и ужасом водителя, застрявшего на железнодорожном переезде прямо перед несущимся товарняком. Короче, Серега неожиданно для меня ПРИТОРЧАЛ.
– Что с ней? – спросил я, кивая на камеру.
Он молча сел рядом со мной, положил «Панасоник» на колени. При этом он вел себя очень странно. Как я уже упоминал, с видеокамерой Косилов управлялся так лихо, как не всякий бомбардир НХЛ работает клюшкой, но сегодня с ним что-то случилось. Он держал камеру одними кончиками пальцев, как чужой использованный презерватив.
– Осторожно, разобьешь, – предположил я.
– Хрен там, – ответил Серега, и в глазах его появился блеск, – разобьешь ее, как же…
– Что у тебя
