мою дочь.
Кто-то вяло запротестовал.
– И не говорите, что ничего такого не было. Совсем недавно моей дочери здесь было нанесено оскорбление. Я приехала, чтобы узнать, в чем ее обвиняют. Если есть какие-то вещи, которые моей дочери было бы горько слышать, можете сказать мне. Но если то, о чем все с такой охотой шушукаются, является гнусным вымыслом, не сомневайтесь, у меня достаточно сил, чтобы справиться с клеветником и вывести его на чистую воду. В жизни мне не раз приходилось бороться с врагами. Так что я жду.
Ее слова прозвучали в полной тишине. Но когда графиня умолкла, тишина эта сменилась поистине гробовым молчанием, на фоне которого никто не осмеливался даже глаз поднять.
– Ответа нет, – продолжала Сара де Блоссак. – Ну что же, может быть, причину, позволившую ей так грубо оскорбить маркизу де Женуйяк, мне назовет мадам Газен, столь ревностно оберегающая репутацию своих дочерей?
– Но… графиня…
– Вы хотите сказать, что все это – ерунда и что вы стали слепым орудием какого-то нелепого заговора из числа тех, что плетутся, увы, даже в самых изысканных кругах общества? Если же это не так, говорите, мадам, имейте смелость хотя бы выдвинуть обвинение.
– То, что я знаю, то, что мне рассказали, предназначено не для всех.
– Тогда, может, вы поведаете мне об этом в присутствии матерей других семейств?
– С превеликим удовольствием.
Дамы окружили графиню де Блоссак, к ним подошла мадам Газен и вполголоса произнесла:
– Мадемуазель Филиппину де Женуйяк обвиняют в том, что она бросила тень на себя связью с маркизом де Маталеном.
– С маркизом де Маталеном! – воскликнула мадам де Блоссак. – Вы с ума сошли, мы его никогда не видели, моя дочь с ним не знакома, а мадемуазель де Женуйяк даже не подозревает о его существовании.
– Мадам!
– По праву главы семьи, которой нанесли оскорбление, я требую, чтобы вы назвали мне источник этих слухов. Если откажетесь, завтра подам на вас жалобу.
Испугавшись угрозы, мадам Газен призналась, что эти сведения были получены от некоей дамы, которая сказала, что ей их, в свою очередь, сообщил заместитель королевского прокурора.
– Все обстоит еще серьезнее, чем я думала, – произнесла графиня. – За этим кроется либо чудовищное недоразумение, либо коварный, преступный умысел. Это имеет ко мне самое непосредственное отношение и я приму все необходимые меры. Но позвольте заявить вам, что если бы мой зять, маркиз де Женуйяк, был жив, никто не допустил бы того, что случилось сегодня. Мы женщины, живем уединенно и защитить нас практически некому. Но если кто-то считает, что нас можно одолеть с помощью трусливых слов, то это глубокое заблуждение. Я клянусь, что моя внучка является образцом целомудрия и призывает вас не питать к моим словам недоверия. Графине де Блоссак по праву можно верить на слово.
Когда она произнесла эти слова, вперед вышел высокий, очень
