то создавалось твердое убеждение, что, выполняя предначертания генерального штаба, Крупп снабдил Бельгию низкопробным материалом. Передавали из уст в уста, что в Антверпене оказалось много снарядов, начиненных опилками. Тревожным слухам содействовали отдельные трагические эпизоды. Под фортами Вавр и Святая Екатерина траншеи занимал в течение нескольких дней шестой полк. На смену ему прибыл седьмой. Когда первая рота приближалась к траншеям, раздалось знакомое взз-взз. Первым упал, в нескольких шагах от Де-Беера, офицер М., тот самый, который под Лувеном получил две пули в руку; на этот раз пуля вошла в лоб и вышла через темя. Оказалось, что траншея занята немцами. Как это случилось? Никто не знал. Опять заговорили об измене. Ожидали английского десанта. Он прибыл, когда бельгийские войска уже покинули первую линию траншей. Положение крепости было безнадежно, и эта безнадежность обнаружилась катастрофически в городе, который, несмотря на всю тревогу, доходившую до отчаяния, жил до последнего момента инерцией «неприступной крепости». В часы сдачи крепости город представлял хаос.
Седьмой пехотный проходил через Антверпен с юга на север. Это было 8 октября. Не было сомнения, что крепость погибла. Все продовольственные склады были настежь открыты, и там всякому приходящему выдавали что угодно и сколько угодно. Стоял пасмурный, но не холодный осенний день. Десятки тысяч солдат проходили правильными ротами, сборными группами и в одиночку. Некоторые метались с улицы на улицу, разыскивая свою роту или своих друзей, торопились в продовольственные склады, захватывали там больше, чем могли унести, или не то, что нужно, и отдавали затем населению или просто выбрасывали, чтобы облегчить себя. Поток отступающей армии смешивался на улицах с водоворотом населения, доведенного до последней степени отчаяния. Магазины опускали над окнами железные занавесы. В других, наоборот, дверь оставалась открытой, хотя за прилавком никого не было. Многие тысячи покидали город, захватывая кое-какие пожитки, женщины метались, держа на руках детей и волоча других за руки. Старуха, громко причитая, толкала впереди себя кресло с парализованным стариком. Меж солдатских рядов бегали дети, с плачем разыскивая родителей. Матери с грудными младенцами, беременные женщины, обезумевшие от страха, хватали офицеров за рукава и спрашивали, что делать. Полицейский чиновник, бледный, как мел, пытался успокаивать их. Кто-то, перебегая через площадь с поднятыми вверх руками, кричал, что немцы уже вступают в город. А навстречу шла другая весть, из северных кварталов, что появилась стотысячная английская армия или что английский флот вошел в устье Шельды. Страх, что город станет местом, где непосредственно встретятся лицом к лицу две гигантские армии, еще ярче зажигал костер безумия. Солдаты проходили через город, стараясь не глядеть по сторонам. «Полковник, – крикнул с порога своей лавчонки седой бритый старик, держа за руку мальчика лет семи, – вы покидаете нас на произвол немцев!». Полковник, сидевший верхом
