затрусили вслед за дерзким похитителем.
Захир бежал как олень, и ленивцам в синих халатах нипочем бы его не догнать, когда бы у них не было особого средства. Один из стражников снял с плеча лук, вынул из колчана стрелу – конец ее был обмотан дратвой, при воспламенении дающей много дыма. На углях в мангале первого уличного торговца он эту дратву воспламенил, и через мгновение в небо взмыла нещадно дымящая стрела. Это был знак стражникам, стоящим у базарных ворот. Они тут же стали запирать высокие скрипучие створки.
Еще некоторое время Захир бегал по торговым рядам, пиная ни в чем не виноватые кувшины и переворачивая арбы с горами дынь. Наконец возмущенные его дерзким и бессмысленным поведением торговцы пришли на помощь стражам порядка, и тогда неумелый ворюга был схвачен.
Гордые собой и своими смелыми действиями, стражники потащили его в зиндан, что находился возле дома базарного смотрителя. Ибрагим уже находился там. Вид у него был не самый лучший. Лицо расцарапано, из носа сочится кровь. Глаза грустные. Захир, напротив, чувствовал огромное облегчение – он считал, что самое страшное позади. Им удалось выкрутиться.
По таким мелким делам, как базарное воровство, с судом не тянули.
Обычно наутро городской кади[25] требовал к себе нарушителей. А городской палач уже пил чай в заднем помещении.
Захир боялся только одного: что сейчас в базарный зиндан явятся таинственные люди, следившие за ними весь день, и именем правителя уведут их в другой застенок, откуда не унесешь ноги, оставив на память всего лишь кисть левой руки.
Когда наступил вечер и стало понятно, что бояться нечего, Захир пришел в прекрасное расположение духа. Он даже пытался развлечь своего товарища, ибо тот был необъяснимо мрачен и замкнут. «О чем грустить? – не понимал товарища Тимуров нукер. – Пусть отрубят руку. Но ведь мы избавлены от лап настоящих палачей, от мастеров пыточного искусства, и, стало быть, нет опасности, что мы можем впасть в предательство. Разве жизнь наших друзей и великодушных господ не стоит каких-нибудь пяти пальцев?»
Ибрагим не отвечал на эти слова. Наверно, потому, что его сильно избили, когда ловили, решил Захир и стал подгребать под себя гнилую солому, чтобы улечься спать.
И сны ему снились светлые.
Наутро все произошло так, как он себе и представлял. Криворотый кади, похожий на облезшего стервятника, сидя на каменном возвышении в окружении многочисленных засаленных подушек, выслушал менялу, одного из стражников, спросил у преступника, признает ли тот себя виновным, и объявил приговор. В соответствии с повелениями пророка, законами Хорезма и по природной справедливости, отсечь похитителю чужого имущества левую руку по запястье. Если означенный будет замечен в повторном преступлении подобного рода, отсечь руку, не щадя, по локоть.
Захира вывели на тюремный двор, к нему приблизился размякший от чая палач. Показал, куда и как положить ладонь, сверкнул начищенный металл…
Весело засмеялись толкущиеся на тюремном дворе стражники. Одни делали ставки за то, что этот степняк
