с сиарским офицером, которому, видимо, было поручено организовать должный прием.
– Принес… – Савел увидел кассету, торчащую из просторного кармана комбинезона Зеро. – Всё-таки дерьмовый нам майор достался. Если б он без выпендрежа отдал нам ее вчера, мы бы знали, стоит ли ее сейчас показать…
– А может, успеем, – предложил Зеро. – Там ведь только финал нужен.
Бакс, оглянувшись на Тику, убедился, что тот сосредоточил на себе всё внимание сиарца, и быстро пошел к вагончику, знаком пригласив Зеро следовать за ним.
Савел сразу же перемотал пленку почти до конца, и экран покрылся трепетной голубизной, над которой навис черный скальный уступ. Трассы автоматных очередей поглотила ослепительная вспышка, а когда она погасла, уступа уже не было. Лишь две сплетенных фигуры падали вниз медленно и плавно, как бы ввинчиваясь в гигантскую воронку, которая вдруг разверзлась под ними. На мгновение их поймал луч прожектора. Савел остановил запись и вывел на монитор максимальное увеличение. Это, несомненно, был тот самый беглый мятежник. За спиной у него болтался автомат, а в его объятиях замерла дочка Гальмаро. Ее побледневшее лицо было задрано кверху, волосы разлетелись золотым веером, а через плечо на ремне висел фонарь, прикрученный какими-то обрывками проволоки к тартарриновому блоку.
Бакс нащупал дрожащими пальцами нужную комбинацию клавиш, и изображение вновь ожило. С каждым мгновением они падали всё медленнее и медленнее, пока странный всполох лилового пламени не накрыл их. А потом всё исчезло – и беглецы, и пламя. Внизу зияла черная бездна, поглощая без остатка свет фонарей.
– Интересное кино, – сказал Зеро самому себе, хотя ирония на сей раз далась ему с трудом.
– Боюсь, что, кроме попов, этого никто не сможет объяснить. – Савел вытащил кассету и взвесил ее на ладони. Чувствовалось, что он пытается побороть в себе желание зашвырнуть ее куда-нибудь подальше и навсегда забыть о ее существовании. – Это надо срочно доставить в Башню, и чтоб никто… – Он вдруг умолк, глядя в распахнутое окно.
В десятке метров от вагончика стоял человек в простом сером френче и смотрел на них сквозь суровый прищур. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, коротко остриженная, с проседью партизанская бородка скрывала суровый изгиб плотно сжатых губ, а единственным его украшением была кисточка на пилотке. Сам легендарный команданте, отец народа, будущий президент Сиара, стратегический союзник Конфедерации, смотрел на них то ли с укором, то ли с презрением, небрежно опираясь на свою знаменитую трость, с которой не расставался после ранения, полученного в боях за Эльдоро, где повстанцы одержали первую действительно крупную победу.
Сиарские гвардейцы, стоявшие полукольцом за его спиной, в отличие от своего команданте, были при полном параде. Генерал Раус лично расставлял посты, раздавая направо и налево отрывистые команды. Рядом с Гальмаро стоял какой-то толстяк, похожий на жабу, в синем мундире военного образца, но без знаков различия, а вокруг них суетился вездесущий Тика. Эверийский
