А когда взлетел на воздух арсенал вместе с батареями, лагерь противника смешался в кровавой давке. Лишь через полчаса, опомнившись, пошли вперед остальные отряды, но им оставалось только расстреливать тех, кто не успел убежать… Именно тогда Гальмаро был признан как команданте всего Сопротивления…
– Вентура вообще предлагал сравнять с землей и пещеру, и эверийцев, и Сандру, поскольку у вождя не должно быть иных привязанностей, кроме свободы, чести и Родины… – продолжил генерал.
– Это донос? – спросил Гальмаро.
– Да. И еще, команданте, прочтите списки казненных по приговору гражданских судов хотя бы за последний месяц…
– Суды, говоришь… Не до них сейчас.
В таверне «Стол и дом», стоявшей на окраине Хавли, как и во всём городке, не было электричества, и беседа велась при свечах. Когда команданте молчал, его лицо приобретало пугающую восковую неподвижность. Казалось, он был здесь и где-то еще – то ли в прошлом, которого уже нет, то ли в будущем, которое сулило надежду.
– Команданте, может быть, вам стоит отдохнуть. – Генерал придавил пальцем фитилек, плавающий в парафиновой лужице.
– Вентуру бы им туда подсадить, да ведь эта туша одна всю тарелку займет. – Команданте стряхнул со стола хлебные крошки.
– Эти парни и сами понимают, что в их интересах вытащить Сандру.
– В их интересах выжить. – Гальмаро поднялся из кресла, тяжело опершись на трость, и подошел к окну. Слабый свет виднелся лишь в караульной будке, а всё остальное пространство было застелено бархатной тьмой. И было совершенно непонятно, что заставило Сандру бежать во тьму еще более мрачную и непроглядную, ведь не силой же, в самом деле, этот полковник ее тащил. От Лопо да Пальпы, конечно, всего можно ожидать, но это уж слишком. – И пусть до утра сюда доставят какого-нибудь толкового священника. Перед тем как отправиться в Пекло, этим ребятам стоит исповедоваться.
– Жизнь устроена слишком странно, чтобы хоть что-то в ней можно было объяснить. – Гет, бродяга, не имеющий дома, отказавшийся от родства, не носящий оружия, сидел у костра среди себе подобных и делился единственным, что у него было, – мыслями, рожденными одиночеством. – По ту сторону от Бертолийских гор известна единственная песня, Песнь Начала. Здесь, в Варлагоре, услышать Песнь Начала – самый верный путь к гибели. Здесь поют лишь Славу Родонагрону. Если бы басилея Эленга захотела оставить своего врага без подданных, ей довольно было бы пролететь над Варлагором на алой птице и спеть Песнь Начала так, чтобы каждый ее услышал. Владыка Родонагрон желает стать единственной в мире легендой, и для тех, кто никогда не покидал Варлагора, он уже стал ею.
– Зачем ты рассказываешь нам всё это, пришелец? – спросил вдруг старик, закутанный в черную накидку, сидевший к огню ближе других. – Ты хочешь нас погубить?
– Разве вас можно погубить?! – удивился Гет. – Разве у вас есть хоть что-нибудь, чем вы
