узор на мебели.
Интересно, а придёт ли кому-нибудь в голову, что древесный узор изучает его?
– Ну, вот как-то так, – произнесла Хозяйка.
Девушка кивнула:
– Хорошо. Я подумаю до завтра и утром вам позвоню.
– Как хотите, – Хозяйка как будто слегка обиделась, – я не уговариваю, дело ваше…
Обе вышли из гардеробной, дверь задвинулась.
«Метро в середине следующего года обещали открыть», – донеслось из прихожей.
Щёлкнул замок, послышались шаги на лестнице и невнятный удаляющийся разговор.
Последние сутки в пустой квартире мне испортил дождь. Ненавижу сырость, ненавижу звук льющейся воды, стук капель по стеклу. К тому же за дождём совсем ничего не было видно – всё серое: небо, силуэт недостроенного дома, кусты, деревья. Тоска…
Я сидел на Хозяйском диване, обняв подушку, и мечтал о том, чтобы всё как-нибудь устроилось само собой. Чтобы очкастая девица нашла квартиру получше, и чтобы Хозяйка, устав от хлопот, уехала к подруге на дачу и там за чаепитиями и разговорами надолго забыла о том, что надо искать жильцов, отвечать на звонки и ездить в такую даль показывать жилплощадь. А ещё, конечно, хорошо бы каждую ночь было полнолуние, но это уже слишком прекрасно и потому – невозможно.
Ничего, утешал я себя, пусть она въезжает, я и не с такими справлялся. У девицы, кстати, длинные волосы, можно приплести их ночью к бахроме диванного пледа. Эзотерическую даму в индийских одеждах это очень напугало, собственно, после этого она и съехала. Очки тоже важный предмет, попробуй их найди! Особенно без очков. Не очень оригинально, но выматывает сильно. Что ещё… Остальное узнаю постепенно. Надо приглядеться, сразу пугать нельзя.
Она явилась к вечеру. Сама втащила две здоровенных сумки, ещё две – на длинных ремнях, надетых крест-накрест, сняла через голову, отставила, выдохнула и опустилась на диван. Она расстегнула куртку, стала разматывать шарф, и я вдруг заметил: причёска изменилась! Теперь у девушки были ровно подстриженные волосы, открытая шея, прямой пробор. Значит, приплести её к пледу не получится. И очков на ней нет, значит, не так уж близорука. Как, однако, непросто всё складывается… И манеры-то у нас независимые, и взгляд серьёзный, и губы сжаты. Значит, не боишься ничего? Ну что ж, посмотрим, посмотрим.
В первый вечер она обзванивала знакомых, говорила: «Здравствуйте. Это Александра Никифорова»; или: «Привет, это Саша», – и сообщала, что переехала и что звонить ей теперь можно только на мобильный телефон.
У неё обнаружились интересные привычки.
По утрам, услышав сигнал будильника, она хмуро смотрела на экран невидящими глазами и тут же засыпала снова. Следующий сигнал вызывал у неё досадливый стон в подушку, и только после третьего звонка – как в театре! – Александра Никифорова наконец поднималась и, зевая, брела в ванную.
Потом она пила кофе на кухне, судя по запаху – растворимый
