адресатке; звон бокалов и Машенькин смех подхватили его возглас, и дальше, как только все выпили, беседа потекла привычным ручьем:
– А вы слышали, NN все-таки бросил свою старую толстую жену.
– Да что ты говоришь, Машенька?!
– У него образовался роман с одной юной поэтессой… вон, Вера ее знает. Такая Катенька.
– Мы все ее знаем. Особенно Берштейн.
– Скуркис, ты циник и брутальное чудовище!
– А что я сказал?
– Ничего он такого не сказал. Я действительно знаю Катю, даже, помнится, рекомендовал ее… Прекрасный поэт! Машенька, дорогая, ты что-то путаешь, у нее не может быть ничего общего с NN…
Рокочущий контрабас, лязгающие ударные, заливистая скрипка, приглушенная виолончель… Как хорошо и красиво, если не вслушиваться в слова. Кажется, прозвучал еще один тост, Вера пригубила наливку из узкой, почти аптекарской склянки тонкого стекла – склянка в «Склянке», чудесно, так, наверное, и задумано, – мягкий жар опалил горло, по всему телу разлилось ленивое тепло, и время остановилось, и пускай, она была согласна, чтобы так продолжалось всегда. Какие они милые, как я их всех люблю. Как замечательно, что они (интересно, кто? – Берштейн, Машенька, Скуркис?.. а впрочем, неважно) не забыли про мой день рождения. Какое чудо, что мы нужны хотя бы друг другу. Мы сами и наши стихи…
– А между прочим, начало через семь минут.
– Ну и что? Пока народ соберется, пока местные отчитают…
– Приличный поэт, как и приличная девушка, никогда не приходит вовремя.
– Ты не похож на приличную девушку, Красоткин! Нет, правда, мальчики. Мы, конечно, хорошо сидим, но неудобно перед организаторами…
– Организаторам точно все равно. У них сейчас банкет.
– Серьезно?
– Для избранных. Нас не пригласили.
– Жора, только не надо завидовать! Попроси лучше счет.
– Машенька, ты чудо…
– Кто-нибудь знает, далеко оно, это кафе? Как вообще туда идти?
– А мы сейчас у барышни спросим.
Пока бело-розовая официантка подробно и приветливо разъясняла, как пройти в артистическое кафе, где уже, наверное, в эту минуту начинались чтения, Вера допила янтарную наливку и посмотрела сквозь пустую склянку на светильник, изогнувшийся в вопросительный знак. А может, не стоило отказываться читать в том кафе, сейчас пошли бы вместе, и чудесный вечер продолжился бы самым естественным и прекрасным образом… Нет. Я устала, я хочу домой.
Домой – означало в полуподвальный хостел в самом историческом сердце города: Машенька и Красоткин обнаружили это аутентичное и недорогое место несколько лет назад, чем немало гордились – и с тех пор вся столичная поэтическая компания останавливалась только здесь. Вера снимала комнату на троих с девочками, Аглаей и Катей. Боже мой, как все-таки неудобно, теперь придется объяснять им, почему не осталась их послушать,
