белыми изъеденными отверстиями, как будто его проела моль. При этом отверстия все увеличивались в размерах, все большие куски плотной ткани отслаивались, обнажая ее белье белого цвета. В классе поднялся смех, улюлюканье.
– Что вы смеетесь?! – недоуменно покосилась она на нас. Смех перешел в коллективный хохот.
– Дура, ты вся в дырках, – выкрикнул кто-то с задних рядов не своим, писклявым голосом.
– Кто это сказал?! – взвыла она.
Все уткнулись в свои учебники, но она видела, что мы продолжаем злорадствовать, еле сдерживая смех.
– Кто обозвал меня? Худобаев, встать! – закричала она на Дениса.
– Это не я! – замотал головой Худо.
Надежда Васильевна держала в руке указку и, если бы не коляска Федора, перегородившая проход, то в порыве гнева этот скипетр власти преподавателя, возможно, нашел бы голову Дениса.
– Садись! – скомандовала она. – Белозерчев, ты?
– Нет, – твердо ответил Бес, не вставая с места.
Надежда Васильевна кипела, ее большое бледное лицо переполняли эмоции.
– Ролан! – истерично закричала она. Он был ее последним вариантом, больше в классе на такое никто не способен.
– Встань!
Фаза неохотно встал.
– Ты еще и не встаешь! – она направилась к нему, но неожиданно споткнулась и чуть не рухнула на Анфису Жаркову. Та только успела закрыть руками лицо, – перспектива быть раздавленной, да еще и перед каникулами, напугала ее. Но пронесло, Надежда Васильевна удержалась на ногах, только черная туфля слетела с ее ноги, скользнув под дальние парты, и никто не торопился достать ее.
– Ролан! – еще раз завопила она. – Достань туфлю, сейчас же!
Ролан не стал испытывать судьбу и полез под парту.
Но, как только она повернулась задом к классу, по нему вновь волною прошелся смех. Она запрокинула голову назад, прошлась рукой по своим ягодицам, и до нее дошло, что во время перемены кто-то подлил ей на стул кислоты. Она устремила взор на стул, подошла к нему, принюхалась и заорала так, что покачнулись стены:
– Кто это сделал?! Ублюдки!
В этот момент открылась дверь. Вошел директор. Он сразу заприметил потрепанный вид Надежды Васильевны, до которой только теперь дошло, что ее платье, колготки, нижнее белье безвозвратно растворялись.
– Надежда Васильевна, с вами все в порядке? – спокойно спросил он, пытаясь погасить приступ гнева коллеги.
– У меня… у меня… – задыхалась она, – у меня ничего… ничего не… не…
– Успокойтесь! – поднял на нее голос директор.
– Что вы на меня кричите, Петр Евдокимович, вот… вот, посмотрите, что они… – Надежду Васильевну трясло, она повернулась спиной к директору.
Директор отпрянул, он, как и разгневанная Надежда Васильевна, покрылся красными пятнами, но, придя в себя, заявил ей то, что она никак не ожидала услышать:
