из сотрудников, но тогда у него не возникло бы повода видеть ее. Изо всех сил он изображал равнодушие. Перед тем как Нина входила к нему в кабинет, он заблаговременно поднимался, чтобы она не догадалась о его чувствах и не решила, что он проявляет любезность. При этом ему казалось, что он смотрится необыкновенно естественно, а на самом деле выглядел несуразно. Если ему нужно было проститься с ней, Александр Николаевич вставал из-за стола тоже загодя, хотя это было проявлением элементарной вежливости. Он не подавал ей шубу, если она снимала ее в его кабинете. В этот момент смотрел куда-то в сторону как весьма занятой человек, постоянно отягощенный изнурительной работой. В общем, Александр Николаевич, как мог, боролся с собой.
Если Нина приходила к нему и он пребывал в окружении сотрудников, здороваясь с ней, он мгновенно опускал голову, весь уходил в свою бороду: невозможно было прочесть его мысли. Нина сердилась. Пономарев походил на компьютер, пароль которого известен только владельцу. Светлана тоже часто гадала, о чем думает муж: он всегда глядел куда-то мимо, точно видел перед собой одному ему известное окно, выходящее на тихую улицу, не освещенный тусклым северным солнцем безлюдный бульвар с идеально подстриженной изумрудной травой, где неторопливыми шагами одиноко прогуливалась его ранимая, тонкая душа и куда не было доступа никому. Разве что Гоша Бергштраух, близкий друг Александра Николаевича, иногда бродил по этой секретной улице.
В реальности окно домашнего кабинета Пономарева выходило в неухоженный двор, где посреди двора имелась громадная свалка. Чтобы не смотреть на свалку, Александр Николаевич собственноручно соорудил витраж с апельсиновой рощей, игрушечными домиками и синевато-голубоватой рекой. Небо на витраже празднично блестело разными оттенками розового, желтого и синего. Раньше, в давние времена, отдельные куски цветного стекла соединялись между собой прокладками из свинца. У Пономарева фрагменты витража из стекла скреплялись цементной связкой. Пономарев очень дорожил своим витражом и собирался похожий подарить Гоше, когда у друга появится для этого подходящее окно.
Время шло. С делами Нина и Пономарев покончили. Надо было прощаться или идти дальше. И Александр Николаевич, набравшись храбрости, все-таки посмотрел на нее своими прекрасными голубыми глазами и назначил ей свидание! Потом он сам удивлялся собственной отваге… Он, осторожный, трезвый человек, вдруг потерял над собой контроль. Они долго сидели и беседовали в маленьком, частном, недавно открывшемся кафе за качавшимся пластмассовым столиком и пили ароматный кофе по-турецки. Александр Николаевич говорил с трудом, медленно, мучительно подбирая слова, опустив глаза в бороду, а она вопросительно смотрела на него и ждала, не раздражаясь, терпеливо, как ребенка. Оба чувствовали, что между ними возникла особая эротическая и душевная связь. И постепенно Пономарев почему-то рассказал
