акушера, новорожденный младенец может легко задохнуться или захлебнуться, он попросил бабушку снова показать его рубашку.
– Раньше родиться в рубашке было не просто удачей, а настоящим счастьем. В России рубашку сушили на печке, а потом хранили в сундуке с одеждой и как семейный талисман передавали по наследству. Её кусочки часто зашивали в настоящие детские рубашки в качестве оберегов. Некоторые повивальные бабки утаивали рубашки новорожденных для своих собственных детей и внуков. В Европе родильные рубашки очень часто становились предметом торга. Их особенно ценили в адвокаты и торговцы. Считалось, что они приносят удачу в судебных тяжбах и торговых делах. Купцы и банкиры перед началом какого-нибудь нового предприятия часто старались приобрести рубашку, как говорится, на удачу, – рассказывала Галина Михайловна, разыскивая в платяном шкафу старую голубую пеленку.– У нас в стране до войны статистика умерших от природовой асфиксии младенцев не велась, но задохнувшихся в неотделившихся мешках без сомнения было гораздо больше чем выживших. А с начала пятидесятых годов стала широко применяться амниотомия (искусственное вскрытие плодного пузыря). Благодаря этой несложной операции количество мертворождённых младенцев резко сократилось, а дети, родившиеся в рубашке, стали большой редкостью.
– А как же я?
– Акушеры – обычные люди и иногда проявляют невнимательность. Из-за того что плодный пузырь вовремя не разрывается и воды не отходят, они слишком поздно замечают, что роды уже давно начались. Обычно такое случается, если пузырь оказывается слишком плотным, а в родильном отделении не хватает персонала, и на одного врача приходится сразу несколько женщин.
Бабушка, наконец, нашла в шкафу выцветшую байковую пелёнку и положила её на стол.
– А вот и твоя рубашка!
Когда Галина Михайловна отвернулась к шкафу, чтобы поправить разворошённые вещи, Лёня украдкой отломил от серых хрупких лоскутков небольшой кусочек и тут же спрятал его в карман. Приближались выпускные экзамены за восьмой класс, и удача ему была очень нужна.
Но талисман не помог. И по письменной алгебре, и по устной геометрии Лёня Ивлев получил твёрдые тройки. Точные науки – математика и физика – у него вообще «не шли». Не спасали никакие самые сильные репетиторы. Слабо шла и литература. Её школьный курс был для Лёни безумно скучен и неинтересен. Если пьесы и стихи он ещё кое-как осиливал, то вместо «Войны и мира» с «Преступлением и наказанием» упрямо читал «Графа Монте-Кристо» и «Проклятых королей». В иностранных языках, английском и французском, а так же истории с географией Лёнины успехи всегда колебались где-то около четвёрки с минусом. Зато химия и биология давались ему без особых усилий. Так что к десятому классу, когда настала пора определяться с будущей профессией, стало ясно, что ни технические, ни гуманитарные ВУЗы юноше не светят, а вот медицинские – это то, что доктор прописал. Осталось выбрать факультет. Акушерство и гинекология
