двадцать второго калибра. Катлер стрелял из нее по мишеням. Мароник оставил ее Малькольму, поскольку, по его расчетам, с такой мог бы управиться даже дилетант. На всякий случай он оставил еще и пистолет с глушителем. Малькольм смял записку, сунул ее в карман, сел в машину и уехал.
К моменту, когда он затормозил у ворот Этвуда, тонизирующее зелье начало действовать. Пульсирующая боль в висках и затылке, весь дискомфорт от ушибов и царапин – все исчезло. Вместо них вибрирующая, звонкая энергия. Впрочем, Малькольм понимал, что ему нужно сдерживать излишнюю уверенность в своих силах, которую принес с собой наркотик.
Залезть на дуб оказалось проще простого. Окно действительно не заперли. Малькольм снял с плеча винтовку и передернул затвор. Медленно, на цыпочках он прокрался по темному коридору к лестнице. Снизу доносилась музыка. Чайковский, увертюра «1812 год». Музыка слышалась из той комнаты, где его допрашивали. Время от времени к оркестру примешивалось мычание знакомого голоса. Малькольм медленно спустился вниз.
Когда Малькольм вошел в комнату, Этвуд стоял спиной к двери. Он выбирал на полке новый диск. Его рука задержалась на Пятой симфонии Бетховена. Малькольм очень спокойно поднял винтовку, сдвинул рычажок предохранителя, прицелился и выстрелил. Стрельба по сусликам, кроликам и консервным банкам не прошла даром. Пуля раздробила Этвуду правое колено, и он с воплем повалился на пол.
Его лицо исказилось от боли и страха. Он перекатился лицом к Малькольму за мгновение до того, как тот нажал на курок еще раз. Он снова заорал – вторая пуля разнесла в клочья второе колено. Рот беззвучно шептал: «Зачем?»
– Глупый вопрос. Скажем так, я хочу, чтобы вы некоторое время не могли никуда уйти.
Малькольм развил бурную деятельность. Он принес из ванной полотенца и перевязал ими как жгутами ноги стонущего Этвуда, чтобы остановить кровотечение. Подумав, он привязал его руки к ножкам журнального столика. Потом взбежал вверх по лестнице и принялся бесцельно обыскивать комнаты одну за одной, чтобы унять кипевшую в его крови энергию. С усилием, но ему удалось взять себя в руки. Мароник грамотно подбирал инъекции, подумал он. Этвуд – комбинатор, руководитель, мозговой центр – беспомощно лежал внизу, корчась от боли. Все второстепенные члены ячейки мертвы. Остался один Мароник – палач, убийца. Малькольм на мгновение подумал о голосах, отвечавших ему по «тревожной» линии, о профессионалах. О профессионалах вроде Мароника. Черта с два, подумал он, пока это касается только меня. Они – одно дело, я – другое. Мароник сделал это еще более личным, убив Венди. Для профессионалов это просто работа. Им плевать на него или на кого другого. Неясные очертания плана вдруг обрели форму. Он ринулся в спальню Этвуда и переоделся, сменив свою изорванную одежду на один из его пошитых на заказ мундиров. После этого спустился на кухню и перекусил холодным цыпленком и куском пирога. Затем вернулся в комнату, где лежал Этвуд, осмотрелся по сторонам, вернулся к машине и уехал.
Некоторое время после ухода Малькольма Этвуд
