как больно смотреть на слабость сильного, на позор славного. Вышло так, что я через пространство и время передала удар. Обрушила его на Андрея, не понимая, насколько тяжко ему всё это слушать. Но, с другой стороны, пусть знает, что представляет собой этот профессор. А то, чего доброго, опять бы пожалел, сделал скидку. Я не допущу, чтобы Озирский выглядел лохом – даже если для этого придётся сделать ему больно.
Кабинет директора агентства дышал достатком и довольством. Он был набит новейшей техникой и престижнейшей метелью. Кстати, здесь ведь работает и мой супруг. А я и забыла! Вспомнила лишь, когда увидела факсимильный аппарат «Панасоник» Сашка говорил, что он только кофе не подаёт. Ворчал, что Андрей выкидывает деньги на ветер.
– Инка, пива хочешь? – спросил Озирский, открывая холодильник.
– В жизни эту дрянь не пила, – с чувством ответила я. – Тебя что, уже к бутылке потянуло? А то, знаешь, пивной алкоголизм – штука страшная…
– От такой жизни потянет, – проворчал Андрей. – Это только с виду здесь красиво. А мне всё Литейный снится. Иногда так прижмёт – хоть вой. Так ведь не бросишь же фирму!
– Значит, мы оба ошиблись, – заметила я. – Ты – со своим агентством, а я – с замужеством.
– Это неудивительно, – спокойно ответил Озирский, наливая себе датского светлого пива, а мне – «Фанту». – Я вас с Сашком предупреждал. Не послушались – ваши проблемы…
– Ты только не думай, что мне была нужна исключительно квартира. Этого-то я добилась. А вот на душе – полный мрак. Три недели только прошло со дня свадьбы, а я уже о разводе думаю. Такое впечатление, что я с огромным трудом открываю дверь, а за ней тут же оказывается следующая. И её опять нужно открыть. Всю жизнь так – будто заколдованная. Вроде бы, переехала в прекрасную квартиру. Оставила позади весь этот ужас на Тихорецком…
– Ты родственникам уступила тот метраж? – Озирский с наслаждением выпил холодного пива.
– Да, и с огромным удовольствием. – Я тоже глотнула «Фанту». – Агнесса, царствие небесное, хлестала что пиво, что водку, что самогон. Наверное, поэтому и скончалась на сороковом году жизни…
– Так она же от родов умерла, ты говорила! – удивился Озирский.
– Да, именно. Сердце не выдержало наркоз во время кесарева. А почему? Потому ни к чёрту уже не годилось. Дебила Алёшу Николай тут же в интернат сдал. Другой мой племянник, Серёга, с отцом в квартире живёт. Младшая, Александрина, у тёти Маруси. И собаку, добермана, на лето туда отправили. Мамина сестра хочет Николая тоже в ПНИ поместить, а квартиру своей дочери отдать. Они там, в Дибунах, как селёдки в бочке. И никаких перспектив получить площадь в городе. А за это я попросила заботиться о дочери Агнессы, взять её под опекунство, а меня не тревожить. Сейчас девчонке полгода. Вроде, никаких отклонений. Такая нежная, голубоглазая. И тихая – даже плачет беззвучно. С одной стороны, жалко её. А с другой – страшно. Родители – пьяницы, так какие там ещё пороки вылезут?…
Дождь кончился, выглянуло солнце. И я вздрогнула, заметив, как
