собрались ехать в Крым на бархатный сезон.
Но у Нины был двухлетний сын Глебка. И Саша поставил условие – малыш должен остаться в Ленинграде. С ребёнком никакого отдыха не получится. Нина оставила Глеба с бабкой в Агалатово. Когда приехала, оказалось, что тот из лимонадной бутылки выпил растворитель, а наутро умер в больнице.
Нина позвонила своему рыцарю, который как раз гулял на дне рождения Льва Бернардовича. Но любимый не согласился прервать веселье, приехать и утешить, хотя в Крым ездил на Нинины деньги. Сам тогда сидел без работы. Лунёва повесилась через сутки, и была похоронена в одной могиле с Глебом. Ей было всего двадцать восемь лет.
А о той, что в колумбарии, я ничего не знаю. Слышала, что звали её Ольгой. Эта, кажется, попала под электричку на даче. А, может, нарочно бросилась – не знаю. Естественно, случилось всё после того, как любимый растворился в утреннем тумане.
Это только погибшие, а сколько морально искалеченных? Тут до утра придётся вспоминать. А о скольких жертвах любви я ещё не знаю? Кажется, прежняя секретарша, Оксана Бабенко, неравно к Сашке дышит. Как бы с ней плохо не кончилось…
– Инка, у тебя всё?
Андрей журился от яркого солнца. Бриллиантовые капли переливались на стёклах, на рамах, разбивались о подоконник.
– Нет, не всё. Я ещё об одном тебя попросить хочу…
– Насчёт Сашка? – догадался Озирский.
– Именно. Не мог бы ты его куда-нибудь услать, да подальше? Как в той квартире покоя не было, так и в этой нет. А я отдохнуть хочу. Не железная ведь.
– У вас уже серьёзные конфликты начались? – удивился Андрей. – И что думаешь делать?
– Разведусь, наверное. – Я действительно так и решила.
– Вот те на! – Андрей откупорил бутылку «Тархуна», разлил по бокалам. – Ты сгоряча-то не руби. А вот отдохнуть друг от друга вам нужно. Заодно и чувства проверите. Это ты верно придумала – отправить его в командировку. Может, потом и помиритесь. Не для того мы с Фрэнс вас женили, чтобы через месяц брак распался. Что тебя ещё, кроме старух, в нём не устраивает?
– Да как тебе сказать? Многое. Не хочется влезать в интим, но придётся. У нас с ним разные представления о том, как нужно вести себя дома…
– Интересно! – Рука Озирского дёрнулась, и «Тархун» плеснул на маленький круглый столик. – Вот уж этого я от друга не ждал. Ведь, кажется, вышколен отменно. За этим Лев Бернардович покойный очень строго следил.
– Видел бы Лев Бернардович, как его Алик голышом по квартире разгуливает! – Я уже не могла говорить спокойно. – Такого не было даже на Тихорецком. Николай хотя бы трусы надевал…
– Ничего не понимаю? Неужели Сашок на такое способен? Это когда и где случилось? – Озирский, кажется, даже забыл про гаишников.
– На кухне. Утром, после брачной ночи, – сгорая от стыда, призналась я. – Решил, видимо, что теперь я скотина.
– Ну-у,
