счастливой.
Но, когда в очередной раз прокричали «горько» и он, слегка приподняв фату, поцеловал ее, она сказала свистящим шепотом так зло, что у него холодок пробежал по спине:
– Послушай, может быть, мы уже своё отпахали?
Его поразили не столько ее слова, сколько злобный шипящий тон, но он тут же подумал, что, возможно, это просто усталость, целый день на ногах и волнение тоже сказалось, да, конечно, она больше не в силах улыбаться. Что касается его самого, то ему это действо надоело намного раньше, чем началось. Все было сделано сугубо для нее, ему вообще никогда не нравилось долго находиться на людях, ее слова лишний раз показывают, насколько они похожи. Она хотела свадьбу, как всякая девушка, но не могла, конечно, не почувствовать всей пошлости этой церемонии, дурацкого веселья и выкриков полузнакомых людей, которым нет до них никакого дела. Он крепче обнял Наденьку за плечи и заговорщически подмигнул:
– Сейчас закончим работу.
С этими словами он подхватил Наденьку на руки и, обогнув стол, направился к выходу, белое платье путалось у него в ногах, а фата подметала пол, он обернулся и, улыбнувшись как можно шире, бросил на ходу:
– Всем спасибо, продолжайте без нас.
Кто-то поднялся и зааплодировал, это понравилось, и вот уже хлопали все, так, под хлопки и выкрики, он и вышел на улицу. Егор стоял на краю тротуара, представляя собой вполне замечательное зрелище. Жених а невестой на руках и негустой толпой веселых гостей позади. Почти сразу же и перед ними затормозило такси. Егор опустил Наденьку на землю. Помог ей забраться в машину, уселся рядом и назвал адрес.
Обнимая Наденьку за плечи, он чувствовал, что она вся напряжена и натянута, как струна. Именно для того, чтобы снять с нее напряжение, он сказал:
– Ну, все, теперь ты можешь быть совершенно спокойна.
Много позже, вспоминая эту фразу, он решил, что, пожалуй, не стоило ее произносить, но в тот момент реакция Наденьки прозвучала для него громом в погожий день. Ее лицо исказилось почти до неузнаваемости, Егор даже не представлял себе, что она может стать такой некрасивой. Она не сказала, а прошипела сквозь зубы:
– Значит, я могу быть спокойна, значит, ты меня облагодетельствовал, ах, спасибо тебе большое, ах, я так волновалась, что ты на мне не женишься, ну конечно, кто ты и кто я, это ведь ты ценный человек, а я просто при тебе, и, если бы ты на мне не женился, меня бы отсюда выдворили, ах, спасибо тебе большое.
Ее голос становился все громче, пере ходя на пронзительный визг.
– А ты знаешь, что бы с тобой было, если бы не я? Тебе, конечно, здесь нормально, ты создаешь какую-то свою галиматью, а я, что мне делать – осваивать кухонный комбайн осваивать, будь он проклят, или по магазинам гулять?
Последние ее слова заглушили всхлипы, и она зарыдала, судорожно выкрикивая и содрогаясь всем телом:
– Ненавижу!
