еднеазиатской овчаркой, мама – неизвестной породы. В результате получился гибрид, способный превратить задницу в британский флаг. Он был полудикий, охотился сам, но в то же время добродушный и игривый. Такие «песики» нужны были для отпугивания волков и прочей живности, которая еще сохранилась на склонах Тянь-Шанских гор. Собака бегала внизу у ручья. Она прибежала и, виляя хвостом, начала просить поесть. Получив кусок булки, пес ускакал.
Стояла страшная жара, почти +400С в тени. Было начало августа, а в Средней Азии в это время жарко даже в горах на высоте более 3000 м. Небо необычайно лазурного цвета, краски очень яркие, солнце белое и раскаленное, как в фильме «Белое солнце пустыни». В воздухе почти нет влаги, сухость необычайная – с конца июня месяца не было не только дождей, но и облаков на небе. Было 16 часов. Я вернулся с мешками, наполненными пробами, пораньше. В принципе работа была выполнена, осталось взять несколько проб камней на золото. Еще пару дней работы и все в порядке. Поеду работать в другой «сай», по-киргизски – ущелье. Я тут уже неделю торчу, – сам ведь напросился. Когда работы в Чолок-Каинды были почти закончены, я вызвался остаться доделать то, что не успели. Мне нравилось это ущелье Чолок-Каинды, по-киргизски это значит «сломанная береза». Почему они так назвали, не знаю. Но берез вокруг не было. Зато неподалеку редкие заросли арчи (это можжевельник) и чуть дальше прекрасный лесок из тянь-шанских елей. Лагерь стоял в ущелье на небольшой относительно плоской площадке размером сто на сто метров. Внизу текла с журчанием крохотная речка Чолок-Канды. Утром это был небольшой ручеек, его можно было перепрыгнуть, зато к восьми часам вечера он превращается в бурный поток. За день сорокоградусной жаре ледники подтаивали и поили речку.
Я хорошо знал, что после заката солнца, станет холодно, температура упадет до ноля градусов, а может и ниже. Перепад температуры более 40 градусов. Интересно смотреть, как утром с треском лопаются раскаленные камни. Они просто разлетаются на куски. Это было просто чудо, пока не привык. Но самое странное, что я никогда не чувствовал себя так хорошо, как на Тянь-Шане.
Темнеет здесь не так как у нас в Беларуси – «эти долгие вечера», темнеет быстро, почти сразу. И ночь не такая, что все видно. Здесь не увидишь ничего. Несколько раз я возвращался в палатку по темноте «за лошадиным хвостом». Когда лошадь хочет есть, она идет по самой ближайшей звериной тропе и приводят тебя точно к лагерю, где она получит долгожданную и заслуженную торбу овса. Две лошади стояли привязанные к арчовине и медленно пережевывали овес, временами подкидывали мордами торбы вверх, чтобы еда сыпалась в рот. Они сильно не устали в этот день, везли не больше 100 килограмм камней на брата. Поев, они задремали стоя мордой к морде. Лошади менее общительны с человеком, чем собаки. Вот и вся компания – я, собака и две лошади. А, нет, впрочем, был еще один член компании. Это был молодой сурок, который прибегал к палатке вечером. Я кидал ему печенюшку, а потом смотрел. Как он брал ее передними лапками, становился на задние лапы в полный рост, смешно двигая мордочкой, быстро жевал. Поев, он быстро скрывался в траве среди камней.
Поджарив на углях куски баранины, я покормил собаку и поставил чайник с водой на огонь. Чайник быстро закипел, и я с удовольствием выпил пару кружек чая в течение часа, не спеша с расстановкой, спешить, было некуда. Я долго смотрел на заснеженные вершины гор, которые казалось, находились совсем близко. Днем снег сверкал ослепительно, к вечеру ледники приобрели желтый оттенок, а на закате солнца горы стали почти сиреневыми. Солнце медленно садилось, приближалось к вершинам, и наконец, скрывалось на западе за одной из них. Пора надеть куртку – почти сразу становиться холодно. Бросил пару бревен в костер. Собака набегалась и улеглась рядом, сложив голову на лапы, и задумчиво смотрела на огонь. Быстро стемнело, и в ее глазах отражались блики костра. Мне не было скучно…
Кругом тишина, насекомых мало, змей на такой высоте уже нет. Первую ночь я почти не спал – возле палатки шурудил сурок. Зато потом до десяти часов крепчайшего сна на свежем воздухе, я пил чистейшую воду. Людей здесь не было. Ближайший сосед – киргиз Узубек. Его кочевье было в 20 км вниз по ущелью. И больше никого и ничего. Полное одиночество.
Вы думаете, что испытывали одиночество? Нет, даже и близко вы не знаете, что это, какое. Некоторые люди страдают от тоски и одиночества, все время стонут и мучаются. Нет, они страдают не от одиночества, а от нехватки внимания к своей персоне, или от неумения реализовать себя, попросту от безделья. Живут в многочисленных городах, в каменных муравейниках и утверждают, что они одиноки. Это удивительно! Даже если вы уедите на дачу и останетесь там ночевать, вы все равно рядом с кем-то. Выгляните в окно, и вы увидите фонари на улице или свет в окошке какого-нибудь домика. Иногда в нем промелькнут фигуры людей, занятых чем-то своим. Если вы пошли в поход с палаткой – рядом люди, если пошли один в лес – вы видите дорогу, тропинку, километровые столбы, просеки в лесу, звуки поездов и машин, проносящихся вдали – вы все равно далеко не один. Вокруг Вас кипит жизнь.
А здесь вечером,
