никто никогда не поцелует, – заявила я. Он посмотрел на меня, по-совиному моргая за толстыми стеклами очков. – И меня тоже.
– Ладно, – сказал он и шумно вздохнул. – Приступим, что ли.
Мы встали, что оказалось нелегко, – за лето я вытянулась на целую милю. Чердак был низкий, мне пришлось пригнуться, и все равно я была гораздо выше Томаса. Он вскарабкался на груду книг, чтобы наши губы оказались на одной высоте, и наклонился вперед. Я втянула арахисовое масло, застрявшее на брекетах. И-и раз…
– Ай!
Лбом Томас заехал мне в подбородок – книжная груда под ним разъехалась. Мы замахали руками, хватаясь друг за друга, и грохнулись на стеллажи. Мы еще не успели подняться на ноги, когда вошел гневный Грей и согнал нас вниз, а оттуда – в сад. Его руки так и летали в воздухе, как большие волосатые бабочки.
– Там дождь, – попробовала заканючить я. Мы живем на побережье, промокать мне не в новинку, но хотелось услышать, чем ответит Грей.
– А ты двенадцатилетняя девчонка, а не Злая Ведьма Запада, – прогудел он и захлопнул дверь. Я хихикнула.
На крыльце мы в нерешительности остановились. Воздух был пропитан влагой. Томас взглянул на меня – очки перемазаны, волосы закурчавились от влажности, – сжал руку в кулак и выставил мизинец.
Салют, условный знак, обещание.
– К тебе? – спросил он. Я не знала, что он имеет в виду – уединиться в моей комнате для поцелуя или клятвы на крови. Или сразу и то, и другое.
– Не знаю, как я буду жить без тебя, – сказала я.
– Я тоже, – отозвался он.
Я протянула руку. Наши пальцы переплелись, и мы спрыгнули с крыльца под дождь.
Слегка запачканный краской палец постучал по парте передо мной, где неожиданно снова появилась тетрадь. Я заморгала и подняла глаза.
– Ты что делаешь? – У парты стояла Соф.
На фоне окна я видела только ее силуэт – спирально скрученные волосы, треугольное платьице, ножки-палочки – в светящемся ореоле. Ангел мести, слетевший спасти меня из заточения.
Со сна я ничего не понимала. Весь год мы с Соф разве что кивали друг другу в коридоре, однако вот она сидит, пристроив портфель на пол, а задницу – на стул рядом со мной.
Проморгавшись от солнца, я снова заморгала при виде курчавых волос, закрученных вавилонской башней, яркой помады и очков со стразами. С тех пор, как я перестала ее замечать, моя бывшая лучшая подруга успела сделать из себя звезду мюзикла пятидесятых.
– Привет, – прошептала я, не уверенная, что можно разговаривать. Не только из-за наказания: мы ведь уже не дружим, как прежде.
Соф подалась ко мне и заглянула в тетрадь.
– Хм. – Она постучала пальцем по каракулям, которые я выводила на именах Джейсона и Томаса, пока их стало невозможно разобрать. Должно быть, этим и объясняется мой сон. – В тебе что, снова проснулась страсть к рисованию?
Колкость была не случайной: в девятом классе Соф выбрала изобразительное искусство,
