Женщинам вообще трудно объяснить, что иногда потребности организма сильнее, чем любая нравственность и мораль.
4
Получилось так, что всю ночь я не спала, а пыталась спать, и когда проснулась часов в шесть утра, солнце уже начало всходить. Я бросила свои потуги поспать, просто лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Розоватые лучики окрашивали стены и деревянные балки потолка, меняли цвет и начинали потихоньку нагревать помещение. Все просыпалось, радовалось новому дню, кроме моего тела, которому так и не удалось отдохнуть. Часов пять спустя, я прибежала на работу с недосыпом под глазами и устроилась поудобнее в мастерской. Делать особо было нечего, монотонно я перебирала картины. Часы медленно отсчитывали время. Я сидела, пытаясь отгородиться от тревожных предчувствий и недосыпа, уже часа два к ряду не выходила оттуда, проявляя чудеса трудоголизма, что было мне не свойственно. Леонардо пришел наверх и стал почти невидимым, начав писать. Он просто тихо вошел, взял завешанный тряпками в углу мольберт и стал работать. Работал художник очень тихо, практически не производя никаких движений – это было удивительно.
Я тоже старалась все делать тихо, чтобы ему не мешать. Невероятное ощущение, когда двое находятся в одной комнате и беззвучно сосуществуют, даже дыхание становится более тихим, чем обычно. Я взяла одну из картин, на которой была изображена женщина, и сразу поняла, кто она. Белая кожа с синим отливом и огненные волосы. Она была повернута в профиль и немного спиной. Сзади был темно-синий с отливом зеленого и коричневого фон, напоминающий смятые простыни, практически не прорисованный. Особой четкостью портрет не отличался, но как будто дышал и вибрировал насыщенностью красок и эротизмом изображения. Я провела пальцами по нему не в силах устоять. Через какое-то время взяла следующий, на нем была снова женщина, и снова в профиль было лицо и шея, а грудь и все ниже следующее были написаны в анфас. Потом снова портрет, и снова странность – ее плечи и лопатки, и копна огненных волос, поднятых руками. И еще один, на нем модель сидела в анфас, широко расставив ноги, и загородив свое лицо зачесанными вперед волосами.
– И как вам? – раздалось над моим ухом.
Я обернулась, не узнав голоса.
Надо мной стоя мужчина лет тридцати пяти, с черными глазами и загорелой кожей. Он немного улыбался. Его волосы были лощено зачесаны назад, и как будто влажноваты. Про таких мужчин говорят – дьявольски привлекателен.
– Габриэль, что ты здесь делаешь! – Леонардо бросил свою работу и резко подошел к нам.
– Пришел по делу, – ответил тот. И немного сменив тон, добавил. – Может, ты мне преподашь несколько уроков? Всю жизнь мечтал рисовать так.
– Почему ты вечно подкрадываешься? Сколько раз повторять, без стука не входить, и предупреждать заранее о своем приходе.
– Так не интересно. Приятнее, заставать человека в необычных положениях.
– Я же сказал,
